|
Притча вторая.
Камил Атен, молодой черноволосый имперец, попал в Царство Шеогората около года назад.
Он не был безумен, его не пытались свести с ума, даже творческая искорка умерла в нем давным-давно с единственным недорисованным в семилетнем возрасте рисунком на день рождения матери. В общем, одному даэдрическому лорду было известно, что Камил делал на Дрожащих Островах.
По безумной прихоти Шеогората Атен находился на скудном содержании: ему была предоставлена полуподвальная комнатушка на западе Крусибла в вечно сыром доме старого немого бретонца; кроме того, он мог трижды в день питаться в харчевне за четыре квартала от местожительства.
Крусибл, темная и неприветливая часть Нью-Шеота, ежедневно встречала Камила грязью на улицах, вонью каналов и канав, безумцами, наркоманами, людьми, в которых отчаяния было больше, чем человечности, и каждые три-четыре дня – парочкой трупов.
− Конечно, такая жизнь меня не устраивает, но что я могу?! – жаловался он данмерке, хозяйке харчевни, которая слушала его вполуха и часто кашляла в платок. – Он все равно не даст мне нормально жить. Пойти против бога? Уже завтра буду трупом или умалишенным. Плясать под его дудку? Он ведь явно чего-то хочет от меня, раз дернул в это место. Нет, не собираюсь. Мне остается только ждать и терпеть…
Отужинав в заведении, по которому гулял постоянный кислый запах, Камил Атен вышел на улицу, где запах именовался вонью, и характеристик ему подобрать было невозможно. По привычке дыша через рукав, молодой человек просеменил в соседний квартал, в котором вздох не означал потерю сознания, съеденного или жизни. Там он повстречал своего знакомого, тучного босмера, чья история появления в царстве Шеогората была очень схожа с его.
− Атен? Привет. Я тут руду безумия на продажу тащу… Представляешь, переселяюсь в Блисс. Да. Скопил. И проблем с переселением не возникло − разрешили сразу... Ну, бывай! Удачи!
«Бедолага, − подумал Камил, проводив эльфа взглядом, − борется, извивается – не понимает, что в мире, придуманном безумным лордом, где все стоит, дышит, цветет, страдает только по его воле – бессмысленно пытаться строить жизнь…»
Ударяющими в грязь шагами его мысли заглушил проходивший мимо патруль из двух темных соблазнителей, обсуждающих сошедшую с ума от безответной любви к огненному антронаху графиню, которая намедни заполнила спиртовой смесью ванну, легла в нее и, призвав в объятья вожделенного гордеца, сгорела заживо. Мазкен, погрузив своим разговором Камила Атена в новые раздумья, проследовали в сторону харчевни, а молодой человек поплелся домой.
Два раза в месяц, стараясь нацепить на свои шаровары как можно меньше крусиблского духа, но с неизменно отсутствующими эмоциями на лице, к нему торопился Хаскилл, правая, апатичная в каждом пальчике, рука безумного бога. Что-то спрашивал, что-то даже записывал, как будто чего-то хотел. Не сегодня-завтра полулысый камердинер бога должен был прийти вновь, и Камил надеялся, что этой ночью визита все-таки не последует, потому что его вдруг разморило, и единственное чего он желал – побыстрей добраться до кровати.
Последнее воспоминание из Нирна часто и ласкало, и сдавливало его сердце во снах: он идет ночевать к дяде по тропинке, окруженной деревьями, ветки которых сонно пританцовывают над его головой, а на них − надрывисто общаются друг с другом какие-то птицы; вдруг посередине дороги он видит труп, пронзенный шпагой; оружие торчит из живота убитого, скорее своей очевидной дороговизной, нежели магией призывая его коснуться необычного эфеса с набалдашником в виде горящей головы собаки; он неуверенно берется за шпагу, желая завладеть ею… и приходит в сознание уже возле Нью-Шеота.
Сегодня Камил Атен видел тот же сон, но впервые из-за искаженной концовки его нельзя было назвать воспоминанием – в нем молодой человек не переместился на Острова.
Проснувшись, имперец с силой провел ладонью по лицу и хотел было обдумать значение увиденного, но вспомнил, что пора позавтракать. Он быстро собрался и пошел в харчевню.
В этот день улица встретила его еще более недружелюбно, чем обычно: нечистоты вылились из канавы и бежали вниз по улице, задевая единственное, выглядывающее над тротуаром лишь третью, окошко его комнатки.
«Надеюсь, оно плотно закрыто», − подумал Камил, недолго постоял, оценивая серьезность неприятности, и продолжил свой путь.
«Как скверно, что мне приходится торчать в этом месте, − волновался Атен, − моя молодость, мой внутренний огонь, мои таланты пропадают зря вместе с моей жизнью… Горько! Больно! Чем я могу заняться тут?! В царстве уродов, больных и безумцев! Ах, если бы только мне дали возможность что-нибудь изменить!..»
На половине пути его нагнал Хаскилл.
− Здравствуйте, Камил, − скучающим голосом поприветствовал он. – Я бы хотел задать вам несколько вопросов…
− Я тоже много чего хочу, − не остановился имперец, − например, позавтракать до́ нашей увлекательной беседы, покинуть План вашего господина, или чтобы отходы с улиц не заливались ко мне в комнату, или чтобы каджит из дома напротив перестал орать с балкона о том, что он старый орк, вызывающий всех на последний бой…
− Вы действительно хотите покинуть Дрожащие Острова? – Хаскилл шел за ним не отставая.
− Представьте себе.
− Вы впервые об этом говорите. Нет ничего проще.
Атен обернулся и замер. В руке помощника безумного бога лежала фигурка в виде горящей головы пса.
− Как… Что… − чуть ли не задохнулся Камил.
− Коснитесь – и вы переместитесь обратно, в ваш Мир. Без подвоха. Мой лорд проводит маленький эксперимент: ему интересно, чем будут заниматься случайные люди в его Плане, и как скоро они попросятся домой. Он не претендует на ваш разум… по крайней мере, пока.
Камил Атен долго приходил в себя, долго обдумывал услышанное, долго решался и наконец дотронулся до фигурки…
***
Прошло более полутора лет, как молодой имперец вернулся в Нирн.
Он вышел из таверны Бравила и направился блуждать по мостикам над грязными каналами города. В окошке обветшалого помещения слева от него плакала женщина, перечисляя сквозь слезы те вещи, что воры вынесли вчера из ее жилья; внизу стража вылавливала из воды мертвого аргонианина; на соседнем мосту справа данмер, сжимая пустую бутылочку из-под скумы, страдал от ломки, стонал и кашлял…
Камил с горестным выражением лица шагал по скрипучим доскам и размышлял: «Граф, подлец, денно и нощно шикует в замке, а простым людям в его городе житья нет… Дохнем, как мухи! При таком правителе ни на жизнь, максимум на смерть заработать можно! То есть на клочок земли под могилу… Еще гильдейные, конечно, кушают с ладошек императора, но к ним не поступишь – там все по блату… Эх, была бы только у меня возможность улучшить свою жизнь!..»
|
Притча, -
12.02.15 - 17:49 (Ответ #1)
Отражению смысла притчи там самое место -- в резкой концовке. Ну и такого прям "обрыва" там нету 
