Мноооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооооого букв под катом.
Спойлер! Чтобы прочитать скрытый текст, щелкните мышкой.
- Опять песок, - с неудовольствием сказал Кариарен, открыв дверь своего кабинета. Он подошёл к секретеру, расшвыривая изящными туфлями маленькие барханчики, образовавшиеся на мраморном полу, взял какой-то отчёт и продемонстрировал Рохулу стекающую с бумаги песчаную струйку. – И как я должен это понимать?
- Виноват, господин старший юстициар, - обезьян в ужасе напрягся и с трудом вытянулся в струнку, почти спрятав свой огромный горб. – Эээ... изволите доложить, буря... то есть, песчаная... эээ...
- Буря, - повторил Кариарен. – Господин ординар-адьютант, бури в Жертвенной Марке идут постоянно. Пыль и песок оседают в любом доме, форте и дворце. Поэтому, и именно поэтому,- отчеканил он, - кто-то обязательно приходит и их убирает. Везде. Кроме. Моего. Кабинета. Почему?
Сизая от ежедневного бритья лысина Рохула побагровела так, что стала вызывать в уме юстициара целую кучу ассоциаций, из которых самой (и единственной) приличной был огромный баклажан, а изо рта, сквозь стучащие зубы, пополам с брызгами слюны, полились нечленораздельные звуки, самым частым из которых было «эээээ» . Кариарен примерно представлял себе, что имга очень хотел бы выдавить из себя. «Господин старший юстициар, Ваш кабинет, изволите ли видеть, на такой высоте, куда обычно песок не залетает. Виноват, но и буря только час назад кончилась, и при всём нашем уважении к Вам, но никто и не предполагал...» Однако, сказать такое, означало бы для огромной человекоподобной обезьяны косвенно выразить сомнение в правоте эльфийского господина. Поэтому, всё, что он мог, это трястись и вытягиваться ещё больше. Полюбовавшись немного на его мучения, Кариарен сжалился и сказал:
- Хорошо. Уборщиков накажешь. Пришлёшь их попозже. Пока у меня допрос. Вот, - он достал ордер. – Приведи её лично. И знаешь, - талморец задумчиво пошевелил пальцами, - постарайся с ней как-нибудь... порезче, что ли. Выполнять!
Когда Рохул стремглав вылетел из комнаты, ухитряясь каким-то чудом при этом держать почти строевой шаг, Кариарен стряхнул песок с двух роскошных кресел – для себя и для подследственной, бросил на стол папку с документами по делу, достал из внутреннего кармана идеально отполированное медное зеркальце; посмотревшись, создал на лице самую обаятельную улыбку, на которую только был способен; подумав, добавил в неё немного грусти, сочувствия и понимания; и, наконец, подошёл к окну и, смотря на раскинувшиеся далеко внизу каменистые равнины, стал ждать. Когда за его спиной раздался деликатный стук Рохула, он, бросив назад: «Войдите», продолжал задумчиво вглядываться вдаль. Выждав подобающую паузу, он повернулся.
Подследственная по делу «Разделяй и властвуй» ошарашенно озиралась по сторонам. Действительно, Кариарен мог её понять. Его кабинет находился в высокой башне, отделённой всего лишь одним крытым переходом от казематов, находящихся в толще соседней горы, на которой располагался талморский форт. Поэтому, для неё всё происходящее выглядело примерно так: провести несколько дней в сыром подземелье в компании огромных мокриц и крапивных сороконожек, быть разбуженной ранним утром и с побоями вытащенной из камеры (Кариарен сразу заметил на её скуле свежий багровый кровоподтёк), спуститься на несколько лестничных пролётов вниз, быть протащенной по тёмному и закопчённому ходу, быть втолкнутой за низенькую, обшарпанную дверцу, ожидая увидеть за ней дыбу, «железную Вермину» и хмурого палача с кнутом...
А вместо этого оказаться в роскошной зале, с куполообразным потолком, расписанным на батальные сюжеты из недавней войны, изящной саммерсетской мебелью и огромным окном во всю стену, возле которого стоит ослепительно красивый молодой альтмер в безукоризненно сидящем мундире. Тут есть, от чего изумиться и оторопеть, а значит, позабыть про все свои заранее заготовленные в темнице уловки и увёртки. А может быть, и начать рассказывать как можно более, стараясь оттянуть момент возвращения из этого почти рая - в вонючую камеру, к побоям тюремщиков и маячащей впереди перспективой пыточного подвала. Кариарен искренне восхищался тем юстициаром, который придумал приспособить именно эту комнату для проведения «мягких» допросов.
- Благодарю вас, Рохул, вы свободны. Госпожа Эйрин, я несказанно счастлив Вас приветствовать. Я прибыл, чтобы освободить Вас, – обходительно произнёс он, разглядывая подследственную. Да, хоть и босмерка, но какая-то порода в ней чувствуется. Тонкие черты лица, на котором особенно неприятно замечать последствия кулаков Рохула, большие выразительные глаза, что называется, «с поволокой», хоть и слегка заплаканные. А вот руки подкачали. Руки грубоваты, словно не принцесса это, а крестьянка с фермы. Что там было про неё в досье? «Чрезвычайно любит охоту»? Возможно, от этого.
Эйрин, задрожав, упала на пол и разрыдалась. Юстициар всплеснул руками в притворном ужасе.
- Госпожа моя, что с Вами? Встаньте, пожалуйста, ради всех богов! – Он поднял её, и, утешающе гладя по голове, усадил на кресло. – Всё кончено, всё позади. Теперь у вас всё будет хорошо. – Он сделал вид, будто лишь сейчас увидел синяк у неё на лице. – Позвольте, что это? Кто это сделал? – произнёс он с интонациями рыцаря, вскакивающего на коня, чтобы поспешить в битву за честь Прекрасной Дамы.
Принцесса, захлёбываясь слезами, попыталась было указать на дверь и что то сказать, но новый приступ рыданий заставил её спрятать лицо в ладони.
- Понятно, - после небольшой паузы страшным голосом произнёс талморец. – Мерзавец! Подонок! Сударыня, пожалуйста, простите меня за то, что я явился так поздно! Клянусь Вам – он поплатится! Сейчас я позову его сюда, и Вы сами придумаете для него наказание.
- Не... не надо, - прошептала Эйрин.
- Почему? Он заслуживает этого!
- Не надо его... сюда.
- Неужели Вы боитесь его?
Эйрин молча кивнула.
- Как пожелаете, моя госпожа. Я накажу его сам. А Вы – не плачьте. Пока я здесь, более Вам не грозит ничего. Возьмите мой платок.
После того, как она утёрла слёзы и немного успокоилась, в комнате на короткое время повисла тишина. Кариарен смотрел на принцессу глазами преданной собаки и ждал, когда, наконец, она созреет до разговора о том, что с ней будет дальше. Она же, собравшись с духом, спросила:
- Мой отец прислал вас за мной?
Юстициар замялся.
- Нет, моя леди.
- Но мой отец в порядке?
- Сударыня, - Кариарен замялся ещё раз. – Вы же помните, что Ваш отец был арестован за государственную измену?
- Но ведь это ошибка! И я думала... Раз вы освободили меня...
- Ваш отец, - печально сказал Кариарен, - сознался в работе на Пенитус Оккулатус. Он сговаривался с ними о возвращении своего государства под пяту Сиродила. Малабар Тор должен был обьединиться с Анвилом и Сатчем в единое Королевство Золотого Берега, а Ваш отец должен был бы стать его единоличным правителем.
Эйрин молчала. Юстициар ожидал нового взрыва слёз, однако, кажется, она уже наплакалась на долгое время вперёд. После нескольких безмолвных мгновений она тихо сказала:
- Это неправда. Папа не мог быть предателем. Он герой войны. Он брал Восемь Островов с лордом Наарифином.
- Мне самому не хочется верить в это, - грустно развёл руками Кариарен, - но факты неопровержимы.
- Но ведь Империя слаба и разгромлена! Как она могла стремиться захватить Малабар Тор?
- Не называйте их так, - мягко поправил её талморец. – Страна, о которой вы говорите, никогда не была достойна называться «Империей». Есть лишь Сиродильское государство, со столицей на восьми островах озера Румаре. Сиродильские оккупанты веками угнетали наши народы. И ныне, когда мы, наконец-то, смогли дать им решительный отпор, они не могут смириться с этим. Они слабы и загнаны в угол, их недогосударство распадается на части, но именно поэтому они столь опасны. Ведь им нечего терять, и перед неизбежной гибелью они пытаются всячески навредить нам. Это известно каждому.
- Но тогда почему мой отец мог согласиться служить им? – Эйрин решительно поднялась с места. – Могу я поговорить с ним?
Юстициар огорчённо, с искренней болью в сердце вздохнул.
- Мне очень, очень жаль, госпожа моя, но уже нет , - печально сказал Кариарен. - Вашему отцу удалось пронести яд в темницу. Он попросил бумагу и чернил, написал полное признание в работе на Сиродил, а потом отравился. – Голос талморца предательски дрогнул, а по щеке пробежала одинокая слезинка. – Простите меня за эту новость.
Как в той старой песенке, подумал Кариарен. «- Момус, Момус, что ты плачешь? – Тёща околела! – Момус, Момус, отчего же? Да грибков поела! – Момус, Момус, почему же В синяках всё тело?...», и так далее. Только тюремщики под руководством Кариарена сработали гораздо чище, и никаких синяков на теле покойного сильвенарского короля Каэмона не оказалось. Не то, чтобы это было очень важно, всё равно никто не стал бы оспаривать официальную версию. Просто Кариарен всегда гордился своей способностью выполнять порученные задания абсолютно безупречно.
Тихо, очень тихо Эйрин села обратно. Какое-то время она застывшим взглядом смотрела перед собой, стиснув ладони. Потом надтреснутым голосом попросила:
- Могу... – она всхлипнула и замерла ещё на несколько мгновений. Потом, собравшись с силами, продолжила. – Могу я посмотреть на его признание?
- Конечно, Ваше Величество, - поклонился Кариарен и протянул её открытую папку. Посмотрев в неё, принцесса недоумевающе сказала:
- Но это мой почерк...
«И-ди-о-ты», - обмер талморец. – «Воистину, я окружён дегенератами, не могущими без меня сделать абсолютно ничего.»
- Вы не знали, - ледяным голосом произнесла Эйрин. - Отец просил меня переписывать важные бумаги, прежде чем отдавать писцу. Он считал, что это помогает мне вникать в дела государства. А вы взяли одну из этих бумаг и сфабриковали подделку. Отвечайте мне, юстициар, что здесь происходит?
Что ж, если нечего сказать – следует говорить правду. Хотя бы частично. Кариарен сокрушённо вздохнул:
- Что ж, сударыня, Вы меня поймали. Вы действительно можете гордиться своим отцом. Он никогда не связывался с Сиродилом и до последнего оставался верным сыном Доминиона. Узнав, что его обвиняют в самом страшном из преступлений – вероломстве – он предпочёл покончить с собой и принял яд.
На лице Эйрин юстициар прочёл столь явственное желание дать ему оплеуху, что уже приготовился уворачиваться и ловить её за руку. Но принцесса сдержалась и лишь сухо спросила:
- Тогда зачем всё это? Что вам нужно от меня?
Вот, подумал Кариарен. Наконец-то правильный вопрос.
- Практически ничего, моя госпожа. Ничего, что каким-то образом изменило бы Вашу жизнь. Дабы не допустить в нашем государстве даже намёка на то, что происходит в сиродильских землях, Талмор разделил Валенвуд на отдельные регионы и упразднил должность Верховного короля. Но, если бы когда-нибудь, пусть даже гипотетически, кто-либо пожелал бы вновь обьединить земли босмеров, то главным претендентом на трон Фалинести оказался бы великий военачальник, мудрый политик и великодушный властитель – Ваш отец. Доминион не может терпеть столь серьёзную угрозу для своего единства. Однако, если бы Вашего отца убил, например, асассин Тёмного Братства, это означало бы, что Доминион не способен навести порядок на своих территориях, и это, очевидно, недопустимо. А так громкое дело короля Каэмона послужило уроком для некоторых не в полной степени лояльных владетелей. Вы же должны будете зачитать в главном соборе Сильвенара обращение к своему народу, в котором расскажете всё о злодейских планах Каэмона. После чего будете править Малабар Тор под мудрым руководством Талмора. Вот и всё.
- Вы предлагаете мне отречься от отца?
- Дорогая моя, Ваш отец скончался. Вы можете ударить меня, можете бросить эти бумаги мне в лицо, можете выброситься в это окно, можете притворно согласиться, затем выкрикнуть в соборе: «Мой папа не предатель!» и окончить жизнь в приюте для умалишённых, но ничего, ничего из этого не вернёт его в мир. А вот Вы ещё живы, и должны думать о своей жизни, а не о памяти мёртвых.
- Нет, - коротко отрезала она.
- Почему же?
Молчание.
- Вы знаете, - задумчиво сказал юстициар, - а ведь я Вас понимаю. Понимаю, и восхищаюсь Вашим благородством. Действительно, что значит одна жизнь, даже если она Ваша, по сравнению с чувством долга и верностью своей семье? - Он нарисовал на запылённой поверхности стола маленький круг, а затем обвёл его большим. – Мы всегда часть чего-то большего, и должны помнить об этом. И не предавать большое ради малого. Но, госпожа моя, - он очертил на столе круг ещё большего размера, - тогда можно сказать и так – что значит жизнь одного человека, Вашего отца, по сравнению с интересами государства? И если вы не можете предать семью ради собственной жизни, как вы сейчас можете думать о том, чтобы предать Страну ради своей семьи?
По своему опыту Кариарен хорошо знал, что довольно часто встречается случай, когда подследственный или вербуемый уже готов сдаться, но из детского нежелания выглядеть плохо в собственных глазах упрямится и может замкнуться, отвечая на любые предложения и угрозы: «Нет, и всё!» Но дело можно спасти, даже без применения физического воздействия, если предоставить достаточно доходчивый аргумент, позволяющий тому не чувствовать себя предателем. Пример с кругами талморец использовал довольно часто, последний раз - на похищенном коловианском чиновнике. «То, чем сейчас является Сиродил – лишь малая часть Тамриэля,» - говорил ему Кариарен. « Почему же вы противитесь интересам общим – а они всегда одинаковы – единство, спокойная жизнь, отсутствие войн и междоусобиц, - всё, чего в своё время пытался добиться ваш правитель Тайбер, и что сейчас, хотя и с другим центром, старается создать Талмор? Почему вы сопротивляетесь интересам всего Тамриэля во имя интересов одного вашего государства?» Чиновник этот в итоге стал сенатором и одним из талантливейших агентов Талмора.
Эйрин поражённо молчала. Кажется, Кариарену всё же удалось до неё достучаться.
- Можно, я подумаю?
- Конечно, дорогая моя, - церемонно поклонился юстициар. – В разумных пределах – сколько Вам угодно! Хотите вина?
Выбирая из нескольких серебряных кувшинов, стоящих в резном буфете, он услышал за спиной странный шорох. Когда он обернулся, принцессы в кресле, да и нигде в комнате, не было. Только два отпечатка ладоней виднелись на подоконнике.
Иногда вежливость и уговоры «мягкого допроса» были тщетны. Подследственные могли впасть в истерику и выброситься из окна. Именно на этот случай десятком футов ниже по всей ширине окна была развешана слабо натянутая и чрезвычайно прочная рыболовная сеть, благодаря которой незадачливые самоубийцы не могли добиться ничего, кроме самых лёгких травм. Кариарен улыбнулся и неторопливо подошёл к окну.
- Ну и к чему это было, сударыня? Неужели у Вас больше не осталось, ради чего стоит жить?... – проникновенно сказал талморец, заглядывая вниз, и вдруг осёкся.
Подследственная не выпрыгнула, и не запуталась в сети. Совершенно невообразимо уцепившись за каменные выступы, она висела на практически отвесной стене и довольно быстро продвигалась в сторону и вниз. За мгновение нащупывая ногой мелкую впадину между камней, ещё столько же тратя на поиск устойчивого положения для руки, для другой, опять для ноги... Вот она миновала по краю рыболовную сеть, и продолжила свой спуск.
«Сорвётся,» - мысленно ахнул юстициар. Он выскочил из комнаты, крикнув караулящим у двери стражникам: «За мной! Живо!», стремительно преодолел несколько лестниц, переходов и галерей, и оказался на стене форта, откуда как на ладони была видна высокая башня и ползущая по ней маленькая фигурка. Вот она неловко дёрнулась и заскользила вниз, но каким-то чудом сумела схватиться за железную решётку заложенного изнутри окна. На камнях выше Кариарен смог разглядеть следы крови, и почувствовал лёгкое удовлетворение.
- Как можно больше народу вниз! Перехватить её на земле! – приказал он, сам понимая, что бежать от ближайших ворот форта слишком долго, и успеть уже не получится. Тварь! И как же можно было не упомянуть о её способностях в досье?! Хотя да, «любовь к охоте» же. В Валенвуде ведь под этим понимается не благородная альтмерская травля диких кентавров прирученными гоблинами, а варварское прыгание по деревьям и скалам с луком! Когда её поймают, нужно будет приказать Рохулу сломать ей пару пальцев, и заставить неправильно срастись. Тогда так резво уже не полазает.
- Эй ты, сюда! – скомандовал он лучнику, несущему дозор на стене и непонимающе смотрящему на происходящее. – Стреляешь хорошо?
Тот кивнул, и поднял лук.
- Ты что, болван! - в бешенстве крикнул Кариарен, ударив его по руке. – Если она разобьётся, кожу снимут с тебя, а потом с меня. Когда она окажется около земли, сможешь попасть в неё так, чтобы не убить? В ногу, хотя бы?
- Конечно, господин. Не сомневайтесь.
Эйрин, тем временем, добралась ещё до одного заложенного окна. Теперь ей оставалось до земли около четырёх этажей.
- Отлично! – пробормотал талморец. – Через два окна, когда до земли будет около десяти футов. – приказал он солдату. - Стрелять только по моей команде!
Скалолазка, зацепившись одной рукой за решётку, повернулась лицом к Кариарену и лучнику. Кажется, она заметила их, хотя это было уже неважно. Деться ей всё равно было уже некуда. Вот она прыгнула, и ухватилась за следующее окно. Кариарен приготовился...
Эйрин внезапно взмахнула рукой, и в её ладони сверкнула яркая вспышка, ослепившая Кариарена. Стоящий рядом солдат изумлённо выругался , а юстициар в это время, всё поняв, в ужасе схватился за карман. Зеркальца там не было.
«То есть, когда её ввели... Когда она рыдала у меня на груди... В это же самое время она шарила по моим карманам. Если бы у меня там было что-либо острое – кисть, заколка для волос, нож для бумаги – она бы, вероятно, всадила это мне в глаз. Но она нашла лишь зеркало, и на всякий случай забрала. Откуда это у неё? Увлечённость показыванием фокусов, клептомания, служанка – бывшая воровка? И почему, во имя Ауриэля, ничего подобного не сказано в её досье?!»
Когда Кариарен смог разглядеть пространство под стеной, там, разумеется, уже никого не было. И даже следов нельзя было различить на каменистой почве.
- А ведь вы саботажник, - медленно и холодно сказал он лучнику. – Потрудитесь объяснить, по какой причине вы не стреляли?
- Господин юстициар! – вскрикнул тот. – Но она ведь мне в глаза зайчиком!...
- Правда? – удивился талморец. – Что-то я не заметил ни зайчиков, ни белочек! Пошёл вон! Доложишься своему начальству, что ты арестован!
Ничего, подумал Кариарен, оставшись один. Далеко она уйти не сможет. Даже если, в самом худшем случае, отправившись на север, она доберётся до Скинграда, всегда можно заставить сиродильцев её выдать. Хотя нет, тогда проще будет тихо избавиться от неё там же. Тоже неплохой и справедливый вариант. Она упустила свой шанс стать королевой, пусть подохнет в сиродильском борделе от стилета талморского агента. Разве что в местах, где присутствие Талмора сравнительно невелико – в Морровинде, Скайриме и Алик’ре, она может какое-то время существовать.
Какое-то время.
Рано или поздно о ней позаботятся.
Сообщение отредактировал Silence - 05.12.15 - 16:34