Крепость Фарун
В голове гудело и каждый звук отдавался протяжным звоном, будь то падающие капли воды, бьющиеся о камни или грязная брань, с глухим эхом доносящаяся откуда-то неподалёку : "Грязные н'вахи! Да побери вас Боэтия, вам не удержать меня в этой клоаке для отребья! Попомните мой слова, жрать вам гуарово дерьмо, когда я отсюда выберусь...". Вслед за болью и слухом начали возвращаться и прочие чувства, а голову стали посещать первые после пробуждения мысли, немедленно принесшие новую порцию ободряющей головной боли : "Где я и как давно тут?" В голове зазвенело так, что это заставило героя издать высокий стон и глубоко вдохнуть, о чём он немедленно пожалел, втянув носом смрадный, затхлый воздух, пропитанный острым духом из смеси разнорбразных нечистот, какой-то тухлятины, гари, застоялой воды и грязного, пропитанного потом, тряпья , впрочем, вынужденно вдохнув снова, он понял, что мерзкий запах грязного тряпья исходит от него самого. Оперевшись о шершавую стену, он приподнялся с каменного пола, скудно устеленного не вполне сухой соломой и попытался открыть глаза. Свет в помещении нельзя было назвать ярким даже с натяжкой, но даже отблески огня, отражающиеся в железных прутьях решёток и мокрых камнях, били в глаза как будто полуденное солнце. Проморгавшись, герой попытался осмотреться вокруг, всё ещё слышавшийся голос, находивший всё новые бранные эпитеты для тех, к кому обращался, доносился из соседней камеры... Камера! Он находился в холодном каменном мешке с низким потолком и без окон, что вкупе с затхлым спёртым воздухом намекало на нахождение под землёй. Сквозь толстые железные прутья решётки, служившей дверью камеры, проникал тусклый неровный свет, тот самый, который чуть было не ослепил его, когда он только открыл глаза от висевшего где-то вдалеке факела или светильника. В соседнем углу, поджав под себя ноги, сидел человек, одетый в такие же грязные лохмотья, как и он сам, его худую фигуру не позволяло как следует рассмотреть скудное освещение, а сам он, видимо, не особо интересуясь соседом и криками неподалёку, спал, о чём говорило его ровное, изредка прерываемое всхрапами дыхание. Герой подался в сторону сокамерника, намереваясь выспросить у него те части своей истори, которые сейчас зияли у него провалами в памяти. Да, был шанс, что незнакомец рассвирепеет после такого пробуждения, но особенно сильным он не выглядел, да и свирепости не излучал, хотя и спал в довольно странной для этого позе. Но ещё до того, как герой успел его окрикнуть, за дверью раздались шаги. Они звучали издалека и как будто бы сверху, но неумолимо приближались, глухо отражаясь от каменных стен. Сокамерник, до этого мирно дремавший на пучке соломы в своём углу, видимо, тоже их услышал, его дыхание сбилось и свет отразился от блестящих глаз, смотрящих куда-то за дверную решётку. Уже угомонившийся было, обитатель соседней камеры, услышав идущих, оживился, заставляя ушедшую было на второй план головную боль героя напомнить о себе вновь: "Эй вы там, гуарово дерьмо, я вас слышу! Попомните мои слова, н'вахи, когда я выберусь из этой дыры, сам Стендар не спасёт вас от моего гнева! Грязные отродья, идите и освободите меня скорее, если жить охота...". А шаги тем временем становились всё ближе, они различались между собой, несколько пар ступали более тихо, мягко, нога в ногу и вместе с тем поспешно, так семенят воры и убийцы, когда уходят от погони, прячась в толпе на улицах города. Из этих шагов явно выделялся звук кованых солдатских сапог, которые мало с чем можно перепутать, широкая походка, гулко чеканящая подбитые сталью подошвы о каменный пол. По мере приближения идущих, становилось всё светлее, от чего привыкшие уже к темноте глаза начали невольно щуриться и, хотя до дневного света этим слабым всполохам факела было далеко, но тень была уже не столь глубока, и герою всё же удалось получше рассмотреть своего соседа. Его сокамерник действительно оказался человеком ещё совсем не старым, но болезненно худощавым и бледным. Его кожа, местами покрытая язвами и укузами насекомых, столь же давно не видела солнца, как и воды с мылом. Худое, но довольно широкое лицо с квадратными скулами и чуть горбатым носом покрывала косматая борода с застрявшими в уголках рта крошками еды, а впалые глаза с тёмными мешками под веками блестели карими зрачками. Всё это вместе с неопределённого тёмного цвета колтунами на голове, когда-то давно бывших кудрями, позволяли предположить, что это был имперец. Тем временем гости подошли вплотную, шаги сначала замедлились, а потом и вовсе остановились, не дойдя пары шагов до двери их камеры, зазвенела связка ключей. Героя внезапно охватило тревожное предчувствие, не дававшее о себе знать до этого момента: "За кем они пришли? Они заберут имперца, а его оставят гнить здесь до скончания веков или заберут его самого, выведут из сумрака подземелья на белый свет и казнят посреди какой-нибудь площади за то, о чём он даже не помнит?!" Тревожные мысли пронеслись в его голове за долю секунды, заставив всё тело вздрогнуть и встать дыбом шерсть на руках и спине, и тут же были прерваны свежей порцией ругательств из соседней камеры, её дверь была напротив, она была не решёткой из толстых прутьев, как у них, а крепким деревянным срубом, обитым железом, с крохотным оконцем, предназначенным, видимо, для кормёшки. - Это он так заливается? - произнёс высокий женский голос. - Нет, - сухо ответил низкий с хрипотцой мужской, - это наша "знаменитость", -сегодня только закрыли, вот и орёт во всё горло, будто бы кому-то не плевать, -говоривший сплюнул, - разрешите я его угомоню. Не дожидаясь ответа, к двери напротив подошёл, гремя связкой ключей, рослый седовласый орк, одетый в видавший виды кожаный, утеплённый ватой, кафтан бурого оттенка с подкатанными до локтей рукавами, поверх которого блестел начищенный стальной нагрудник с инкрустациями из орихалка и чёрным трафаретом в виде руки, сжимающей молот на груди. Образ тюремщика дополняли плотные штаны, усеянные бронзовыми заклёпками, и ещё издали замеченные, обитые железом солдатские сапоги. Заключённый в соседней камере не переставал осыпать проклятьями мундус в целом и "эту грязную клоаку" в часности всё то время, пока стражник подбирал нужный ключ и проворачивал его в замке, убирая с двери тяжёлый засов и открывая её наружу левой рукой, а правой схватил и потащил то, что было за ней, при этом очередной проклятье с хрипом застряло в горле арестанта, а он сам показался из-за раскрытой двери бессильно барахтающийся в огромном кулаке орка, держащем его за горло. Аргонианин был уже совсем не таким грозным и громким, как за закрытой дверью. Его красные глаза, расширенные от страха, смотрели на орка, но не в глаза, а на кулак левой руки, которая быстро приближалась к его лицу. Когда они встретились, раздался глухой звук удара, сопровождаемый хрустом челюсти ящера, смотреть на это было больно даже невозмутимому имперцу , который непроизвольно отвёл взгляд во время удара. - Поговори мне тут ещё! - прорычал орк, добавля ещё удар, на этот раз коленом в живот. Ящер закашлялся, а пара шипастых гребней на его голове поднялись, щеря длинные чёрные шипы меж кожаных перепонок, - рабами торговал, - начал обьяснение тюремщик, отпуская аргонианина, тут же молча забившегося в угол камеры, и запирая за ним масивную дверь. - С виду респектабельный торговец, сыр да вино возил к нам из Сиродила, а тут на таможне возьми ребята да и открой пару его бочек винных, в одной правда вино было, а в другой пара ребятишек, данмеров... Его шайка их в Сиродил с Ввандерфелла возила, ещё и деньги с их семей за это брали, а там их из повозок в бочки к этому барыге и через нас морем на Саммерсет, там говорят ненче мода на "пепельных" слуг и наложниц. Завершая свой расказ, орк вытащил ключ из замочной скважины, пару раз ударил дверь кулаком и взял обратно из стенного держателя факел. Тем временем показались его спутники, их было трое, трое фигур в тёмных плащах с капюшонами. - Вот та камера, о которой вы спрашивали, - указал орк факелом в сторону героя и его сокамерника, обращаясь к своим попутчикам. Самая низкая из фигур в плащах сделала пару шагов сторону в решётчатой двери, поняла руку, держащую скрытый фонарь, и осветила камеру направленным светом, куда ярче, чем факел тюремщика. Герой зажмурил глаза, а имперец прикрыл лицо рукой. - Но их здесь двое! - обернувшись к своим товарищам прокричала удивлённая эльфийка с тонким, но длинным шрамом на лице, переводя вопросительный взгляд с попутчиков на пожимающего широкими плечами тюремщика. - У нас нет на это времени, - ответил ей рослый редгард, - берём обоих и уходим. - Зачем обоих? - не успокаивалась эльфийка, - а если второй шпион?! Может сразу его прикончим? - Будь он шпионом, мы бы уже проиграли, возьмём второго с собой, а убить всегда успеется, - осадил её редгард, вопросительно поглядев на орка тюремщика. - Забирайте обоих, - усмехнулся орк, подходя к двери и подбирая ключ к замку, - мне же мороки меньше, а там хоть в Орсиниум тащите, а хоть и в реке их топите как котят, - добавил он, проворачивая ключ в замке и открывая скрипучую решётку, с ухмылкой глядя на опешившего героя.
|