Кальдера. Глубокая ночь хз какого дня...
Наверное, уже невозможно представить себе особняк имперского аристократа без доброго, пышного сада, окружающего помпезное родовое гнездо живописным зеленым кольцом, где сладостно благоухает сирень и ни на миг не смолкают заливистые трели певчих птиц. В таком саду нет места грязи и смраду убогого нижнего мира, что ютится по ту сторону изящных оград, дрожащий от лютого холода, терзаемый ненавистью и болью, погрязший в отвратительных низменных желаниях, пороках и страстях… И, казалось бы, не о чем здесь тревожиться и жалеть, пусть себе плещется окрест этот загнивший черный омут, пусть скребется в ворота рая это жалкое малое зло, пусть себе стонет и умоляет пустить его пагубу на благословенный порог – стены не снизойдут до ответа. Если бы только не эта безжалостная ранняя осень. Вот уже четвертый день, не переставая, над Западным Нагорьем свирепствовал неукротимый ветер с Внутреннего Моря. Он уже изорвал в клочья роскошные золотистые наряды парковых деревьев, и теперь лишь тоскливо завывал в сплетениях нагих облетевших ветвей, да уныло кружил сухие листья. Пестрые клумбы увяли, а трава, мягким ковром укрывавшая двор, пожухла и иссохла на медленно замерзающей земле. Место, где в иные времена вполне возможно было забыть о неотвратимости смерти и злонравии судьбы, само, наконец, омертвело в бледных тусклых красках ночи. Нырнуть в тень векового дуба, замереть, бегло оглядеться вокруг – и вот старинный инстинкт уже безошибочно диктует единственно верный образ действий. В этой части двора – ни души. То ли хозяева слишком скупы, то ли безрассудны – но стражу, похоже, озаботились поставить только у главных ворот, как если бы какой-нибудь вор в здравом уме и впрямь мог отважиться лезть через парадный вход. Хотя, даже если и полез бы, те двое, что сейчас, прислонившись к ограде, из последних сил боролись со сном, едва ли успели бы что-то предпринять прежде, чем свалились в раскисшую грязь с распоротыми глотками. А вон тот имперец, лениво прохаживающийся взад-вперед от поместья к воротам, уже явно не так прост. Недобро поглядывает по сторонам, руку не убирает с эфеса. Не иначе, выслуживший легионер. Поверх кольчуги – накидка с нашитым гербом господской семьи, но разве его разглядишь в темноте, да еще с такого расстояния? И все же шевелиться сейчас – недопустимый риск. Пусть только отвернется… Пора. Дальше, в обход восточного крыла здания. Под ногами шуршит и чавкает жидкое месиво из слякоти и листьев, но сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения – здесь просто некому это услышать. Сияние лун растворилось в объятьях мрака – их укрыли набежавшие облака. Особняк спит. В редком окне можно увидеть свет, не говоря уже о том, чтобы наткнуться на кого-нибудь из стражи или челяди в дебрях садовых зарослей… Трикстер внезапно замер. Внимание привлек яркий свет масляного фонаря, освещавшего небольшое опрятное крыльцо – очевидно, вход в какое-то из подсобных помещений здания. Скорее всего – комнаты для прислуги или кухня. Не лучший вариант, однако на безрыбье сгодится. Во всяком случае, вору не приходилось рассчитывать найти более удобный способ проникнуть в здание. Он осторожно подкрался к двери, бегло осмотрел. Петли ржавые и слабые, держится на честном слове. Как и следовало ожидать. Замки на таких дверях обычно куда как нехитрые, тут не то что отмычкой – самодельным заступом без труда управиться можно. Хотя даже при таком раскладе оставалось только послать запоздалые проклятия Гильдии Воров и целиком положиться на свою удачу. Весь инструментарий, без которого ни один настоящий вор и думать не посмеет идти на дело, остался в той дыре, Велотис Хавен. Как и загадочный дневник, с которого всё и началось. Воспоминания о событиях последних дней совсем некстати возвращались, и перед Трикстером снова как живой стоял недавний кошмар. Девчонка-данмерка, вынашивающая в себе отвратительное чудовище. Незабываемое, ни с чем не сравнимое ощущение близости этой твари. И безотчетный, сводящий с ума страх… Дверь отворилась. Вор еле успел юркнуть в спасительную тень и прижаться к стене. Юная девушка-служанка задержалась на пороге, постояла, огляделась вокруг – да и направилась куда-то вглубь сада. Зачем – Мехрун ее разберет. Выждав, пока девица уйдет подальше, Трикстер выбрался из своего ненадежного укрытия, приблизился к незапертой двери и прислушался. Вроде, никого. Вор шмыгнул внутрь. Это место действительно оказалось кухней. Здесь жарились, запекались, тушились, варились и различным образом готовились всевозможные блюда для господских застолий, здесь же трапезничала прислуга. В этот поздний час здесь, само собой, было пусто и тихо. Не горел огонь в печи, не шкворчали угли жаровен. Слабый свет нескольких факелов падал на длинные, грубо сколоченные столы с такими же ветхими скамьями. Дальше отсюда было два пути – вниз по лестнице, в погреб и кладовые, или вперед по короткому коридору, заканчивающемуся массивной дверью. Не долго думая, вор выбрал второе. Трикстер двинулся по коридору, задержавшись только для того, чтобы схватить со стола забытый кухаркой нож. Будь ты хоть величайшим из мастеров ночной охоты, никогда не знаешь, каким местом к тебе повернется фортуна. Пальцы легли на дверное кольцо, но вор не спешил открывать. По ту сторону разговаривали двое. Трикстер крепче стиснул рукоять ножа, затаил дыхание и приник к двери, весь разом обратившись в слух. - Как же, господарь капитан, видел я ее. Вот ровно перед вашим приходом и видел. Пойду, говорит, пройдусь по скверу, все одно работы никакой… - Да кому какое дело, куда она там пошла… Тебе-то как? При мне-то вы все одинаковы – стоите такие все из себя исполнительные, государево добро стережете. Зато, когда никто не видит, так, небось, слюни по ней и роняешь… - Как можно, вашбродь, и в мыслях такого не держу! Мое дело – караул ночной нести, значить. И несу вот. - Неси, неси… Смотри у меня, застану за непотребством – узнаешь, что такое пренебрегать службой. И другим наука будет. То, что здесь уже черт-те сколько лет не видывали нарушителей – не повод вместо дежурства баклуши бить. Леди Беатриса вам, чай, не за то платит, чтоб вы ночью на служанках ерзали! - Помилуйте, господарь капитан!.. - Шучу я так, дурень… Затем послышался угодливый гогот бедолаги-стражника, у которого, кажется, сейчас по меньшей мере свалился с души гранитный валун пудов эдак с полсотни весом. А потом и постепенно стихающий топот двух пар кованых сапог. Двое удалялись, что не могло не быть на руку напряженно ожидающему вору. Тот, воспользовавшись моментом, выскользнул из-за двери, тихо притворив ее за собой, и оказался на изгибе еще одного коридора. Тут оказалось темнее, почти не было факелов - зато из-за угла, за который свернули доблестные стражи, что-то ярко светило. А значит, Трикстеру, для которого свет всегда был врагом, путь туда был заказан. Неплохо было бы проникнуть на верхние этажи дома. Здесь, внизу, задерживаться не имело никакого ровно смысла, не говоря уже об известной опасности промедления – кто их знает, эту местную стражу, как долго они будут пропадать. Да и девчонка та могла нарисоваться в самый нежелательный момент. Не медля ни минуты, Трикстер преодолел этот темный рукав коридора, то за одной, то за другой дверью слыша громкий многоголосый храп, незамеченным пробрался через комнаты стражи, вскоре добравшись до искомой лестницы наверх. Старые ступени так и норовили выдать чужака с потрохами пронзительным скрипом выгнивших досок, и если бы не легкая поступь опытного ночного охотника, верзила-стражник, имевший неосторожность задремать сегдоня на посту, прямо у двери в хозяйские покои, непременно насторожился бы. Но, похоже, служивый слишком дорожил редкими минутами сна, чтобы обращать внимание на всякие там подозрительные звуки. В конце концов, особняк старый, чего только не услышишь… Трикстер никогда не считал себя истинным мастером-вором. Да и, чего говорить, он им и не являлся. Он никогда и нигде ничему не учился, не имел даже базовых «академических» знаний о тонкостях своего темного дела. Возможно, именно это уберегло его от неминуемого превращения из художника в ремесленника. Но это же предопределило отношение Трикстера к воровскому промыслу. Никаких понятий о так называемой «воровской чести» он не усвоил, ему чужды были малопонятные принципы профессионалов, запрещавшие им допускать в ходе дела какую бы то ни было мокруху. Все его искусство было основано на одном врожденном таланте. На таланте, да еще, быть может, на инстинкте. Первое время он вынужден был красть просто для того, чтобы выживать. Много позже он осознал, что не может иначе. Даже не испытывая в том острой нужды, не чувствуя над собой угрозы, Трикстер не отказывался от своего призвания. Что-то неудержимо влекло его в зловещий ночной сумрак. Зачем, почему – он не знал. Каждый раз, когда догорали огни заката и луны опять восходили на звездный престол, вор словно заново рождался. Он даже не мог сказать, управлял ли собой в такое время. Но, безропотно доверяя свою жизнь этой непостижимой воле, Трикстер не ошибся ни разу. Тьма всегда верно хранила его, оберегала и не отказывала ему в праве на месть. А мстить было за что. Трикстер не смел спорить с судьбой, что неизбежно пресекала любые попытки порвать с прошлым, и всю жизнь, стиснув зубы, мирился с новыми и новыми утратами – только для того, чтобы с приходом очередной ночи испытать восхитительное чувство обретения себя, обретения силы и власти, каких не дано постичь человеку, никогда не знавшему благословения Тьмы. Трикстер тяжело дышал. Это потребовало больше времени и сил, чем ожидалось. И теперь потребуется еще несколько бесценных мгновений, чтобы прийти в себя. Будь проклят этот тупой нож. Не режет даже, а просто-напросто рвет и раздирает. И до чего же неудобно работать без перчаток. Он молча поднялся с колен, сжимая в липких от крови руках кольцо с ключами. Переступил через изуродованный труп. Склонился над дверью. Этот не подходит. И этот. Дерьмо… Ну какой же из них?! Тихий щелчок.
Сообщение отредактировал Trickster - 20.08.05 - 21:19
|