|
Дверь начала тихо скрипеть, казалось, что кто-то неуверенно подталкивает ее снаружи, размышляя, войти ли в таверну. После недолгого скрипа дверь замолкла, так не сдвинувшись ни на сантиметр. По крайней мере, никто не заметил, чтобы она хоть на сколько-то изменила свое положение. В это время, этот кто-то, стоящий у двери, снаружи, очевидно, основательно задумался над тем, стоит ли, входить ему за эту дверь. Хотя, скорее всего она просто размышляла, что хотел сказать этот скрип, ведь послышался он именно ей, она была уверенна в этом, поскольку, когда она попыталась прислушаться к скрипу, стараясь открывать дверь помедленнее, он сразу же исчез. Было бы разумнее предположить что, ведя себя таким образом, скрип, наоборот, что-то от нее скрывает, что-то, что ей не нужно знать, но она решила, что просто не вслушалась в скрип, тогда, когда было нужно. Разочарованная, она резко распахнула дверь, еще немного надеясь услышать этот же скрип снова, но к сожалению, дверь открылась слишком быстро.
На пороге стояла старая женщина, лет шестидесяти, скорее всего бретонской расы. Одета она была достаточно скромно, в какие-то старые, блеклые, но не рваные и более-менее чистые, одежды. Единственное, что выглядело на ней не таким поношенным, это ее коричневый фартук. Было не совсем понятно, зачем, ей нужно было выходить на улицу в фартуке, скорее всего она просто забыла его снять. В руках она держала небольшой мешочек, с каким-то тяжелым предметом внутри.
Посетительница несколько секунд просто стояла на пороге и размышляла об дверном скрипе, но когда дверь стала приходить в свое изначальное положение, бретонка вовремя это заметила, развернулась и хотела уже подойти обратно к двери, как ее задел проходящий рядом мер. Бретонка мигом вышла из раздумий, сообразила, где находиться и зачем она пришла в это место.
Звали бретонку – Хэсвэл. Она всегда помнила, как ее зовут, и жутко боялась что когда-нибудь, хоть на минуту, она забудет это. Боялась она и того, что забудет, об том, что нужно помнить свое имя. Потому что была убеждена, что если она перестанет его вспоминать, то оно очень быстро сотрется из ее памяти. Именно по этому она каждые десять минут, на протяжении последних шести лет, несколько раз повторяла про себя свое имя и примерно раз в день, спрашивала у своего мужа, как оно произносится. Но больше всего она боялась последствий того, что она забудет, как ее зовут. Они были ужасны для нее и с ими был связан ее самый большой страх... Ей казалось, что если она потеряет свое имя, она не будет замечать, что к ней обращаются. А если она перестанет это замечать, то это будет значить, что она умерла. Хэсвэл нравилось считать, что ее имя это и есть она. Хэсвэл полностью ассоциировала себя с именем. Она всегда старалась замечать то, когда об ней говорят, даже если этого и не слышала, так как ей казалось, что она есть там, где она видит что об ней говорят, а если она где то есть, и она видит себя там, значит, она жива.
Отчасти, потому что, сегодня ее мужа не было дома весь день, и она не смогла спросить у него про свое имя, Хэсвэл пришла в эту таверну. Точнее, это, конечно же, не было основной причиной, так ей нужного разговора с ним, но было причиной того, что она решила все-таки выйти из дома и второй раз в жизни, посетить заведение, именуемое таверной.
Оглядевшись, Хэсвэл начала осторожно пробираться в глубь таверны, брезгливо отворачиваясь от пьяниц, и как можно дальше обходя всех подозрительных личностей, которыми, для нее, были почти все посетители таверны, имеющие при себе оружие, или выглядевшие слишком опрятно, по сравнению с пьяницами и бедняками, которые, как ей казалось, должны были составлять большую часть посетителей таверны. Хэсвэл была уверена в том, что всю эту таверну посещают, в основном,только воры, убийцы и наркоманы с пьяницами. Тот, кого она пришла искать в таверне, принадлежал к последним. По крайней мере, она на это надеялась. Хотя, по дороге в таверну, она почти полностью убедила себя в том, что ее муж не только пьяница, но и один из тех воров и убийц, к которым она сейчас старается даже близко не приближаться.
Наконец, она увидела стол, за которым сидел тот, кого она искала. Лица Бретона не было видно, он лежал на столе, положив седую голову на свою руку, все еще сжимающую бутылку с выпивкой. Хесвэл подошла к нему, слегка пошевелила его за плечо, чтобы разбудить, и наклонившись, тихо проговорила: “Проснись, Торэльд, наш сын пропал... Я не могу, его найти… Он пропал… Ты слышишь? Я должна его найти… Я не переживу, если с ним что-то случится... Помоги, хотя бы раз, мне, Торэльд… Торэльд.” Попытки разбудить бретона ни к чему ни привели. Лишь один раз Торэльд поднял свою голову, взглянул на Хесвэл и что-то невнятно пробормотав, снова заснул, упав на стол. После этого Хэсвэл прекратила свои попытки его разбудить. Она села на второй стул и периодически оглядывалась по сторонам, бережно держа, на коленях, обеими руками, свой мешочек.
Некоторое время, она сидела совершенно спокойно, но вскоре, опустив голову, Хэсвэл тихо зарыдала, не выпуская мешочек из рук.
Сообщение отредактировал Blackcat - 07.05.07 - 09:37
|
Последний Приют - 5, очередная реинкарнация таверны
ElderScrolls.Net Conference 
09.04.07 - 18:09 (Ответ #181)
улицы столицы, где прогуливаются добрые матроны, которые за скромное вознаграждение, избавят томящегося мужчину от излишнего перенапряжения в области чресел." - старый Нар буквально покатывался со смеху над неудачей скромного монашка. Но вот, наконец, справившись с приступами смеха, он продолжил - "Чего, конечно взять с бедного монаха, живущего подаянием и помощью селян округи. Кто, понимаешь, кусок сыра принесет, кто тыкву с огорода. Тем и жив наш пустынник. Но, родовитый граф Аскарилья - муж благих побуждений и честного нрава, учинил премию в 200 полновесных империалов - тому, кто избавит Мику от мук плотского вожделения и изгонит Бормочущего Призрака! Берешься?" 
Ибо прямая речь - она всё стерпит. Посему замени!
) 
Да и постояльцы наверно мокнут в реке, даже к ночи не заходят пропустить стаканчик другой. Одни, понимаешь, убытки от этой жарищи! 
повалив её на пол и вмиг раздвинув... //вырезано цензурой 