Эта повесть, своеобразная моя тренировка в описаниях. Просьба, очень уважительная, комнтировать ЕЁ. Спасибо.

В вечернем полумраке море было изумительно прекрасным, словно полотно с готическими рунами, оно распласталась по всему периметру, излучая блики заходящего солнца. Зашло оно значительно недавно, перед уходом пошля на земля каплю своего света и тепла. Да только некому его почувствовать. Закончился вид людей способных на прочувствование простого, но храНЯ!щее в себе сложное. Последние лучики счастья безвозвратно канули в пелену горизонта. Быть может эти одинокие предвестники тепла и всеобщего рассвета были последними в этом лете. А может даже и в истории. Но до этого не было дела ни кому. Все спешили по своим делам, не замечая того, что можно было заметить, имея на грамм меньше равнодушия и холодного рассудка. Только некоторые из уникумов, способных на переработку поступающей в мозг информации, имеют праву причислить себя к тому малому числу счастливчиков, что живут в окружении истинного счастья и радости. Многие часы Медитации не утомляют их дух, а только придают уверенности в достаточной крепости ума и тела. 
Расположенный на берегу моря причал, служил не только в целях опорожнения кораблей от груза, но и для ежедневных молитв монахов из местного Хаджитского Монастыря.        

Я бы лучше так сказал:
Зашло оно значительно недавно, перед уходом послав на землю каплю своего света и тепла. Да только некому его почувствовать. Закончился вид людей способных на прочувствование простого, храНЯ!щего в себе сложное.

Дальше не читал.

ЭТО ФЕЙЛ!

Полотно с готическими рунами?

Хаджит и Морепродукты. Мне такое название нравится больше! Можно было бы сделать рассказ о еде. LordHaosa браво!

Незатейливое пение чаек едва могло заглушить звуки шагов. От побережья до монастыря поднималась высокая закручивающаяся вокруг горы лестница, через каждые пятьсот метров обустроенная небольшой беседкой, дабы восстановить силы путника. Склон и подножье горы были усажены розовыми кустами, и небольшими деревцами. Первым защитным рубежом монастыря, естественно после практически отвесного склоны, была высокая стена. В защиту от кого, или чего, была выстроена эта стена, не кто не знал. Поговаривали, что связанно это с Аргонианским Монастырем, давно находившимся в терках с Хаджитами. Но знал об этом только Магистр, мудрый Мурмякс, а также его приближенные. Ворота на этот раз открыл Пушок, старый товарищ нашего Героя. Во внутреннем дворе было не так людно и шумно как, например, утром или днем. Большинство монахов и послушников отправились либо в Общежитие, либо в Столовую, на вечернюю трапезу. Столовая и общежитие находилось в подземелье, так как Храм и молитвенные кельи находилось в башне, с многочисленными пристройками и уютными сарайчиками-уборными. Зайдя в столовую, в глаза сразу бросился огромный котел, подвешенный над костром. В нем варилось некое варево, по запаху напоминающее Уху.
- О, Шархан? – Грозно проурчал хаджит-здоровяк, помешивающий котел.
- Я. Давай есть. С чем, кстати, ушица то? – Ответил Шархан, беря со стола миску с ложкой.
- Лосось. Свежая. Сегодня утром, брат Ухшир, до самого Скайрима плавал. Ух, и наловил на славу.
Зачерпнув дымящегося лакомства, Шархан присел на край скамьи, и стал жадно лакать. Пока жидкая супница растекалась по желудку, Шархан смог краем уха расслышать весьма занятный разговор двух Хаджитов, сидящих за противоположенным столом.
- Услада глаз моих, да это же полный, неимоверный бардак. Как можно?
- Времена таки, либо мы их, либо они нас. Это противоположности. Одна сторона всегда уничтожает другую, либо превращает в себе подобных. В нашем случае, второй вариант отпадает.
- А ведь магистр, подлая усатая морда, с ними сотрудничает. 
- Тихо ты! Не дай бог услышат. Наш магистр хочет войну предотвратить, а не служит этим чешуйчатым гадам.
- Может. Наш долг чтить три догмата, и служить на благо Хаджитам.
- Благо. Пошли спать.
Осмотревшись, эти говоруны, отправились вон из Столовой. Шархан много полезного внял из этого короткого, но очень содержательного разговора. В его душ затаилось сомнение. Как бы все в Параною не вылилось.

сообщение

Вовнутрь. И когда-нибудь так стебельки да бутончики её разопрут, что вбрось только ещё словцо, и!..

>> ____:
У меня истерика, от ваших комментариев! Браво!

Я их тоже не видел. Но знаю что они красивые. Не красивые руны, не назвали бы Готическим. Это факт.

Самые первые слова автора сразу и глубоко проникли в моё сердце.
Я теперь буду ставить её в "пример" начинающим и каждый раз ссылаться на эту повесть.
Мне кажется, эта повесть должна занять достойное место в ряду литературных мемов.

И, главное, дата публикации подходит как нельзя кстати! Мне почему-то кажется, что автор случайно её выбрал. Истинная творческая удача, истинная.
P.S. Простите, не удержался.


P.P.S. Кстати, за литературностью, бьющей ключом, никто не заметил вот этого: "по всему периметру". Море... По периметру... Господа-искусствоведы, это какое направление импрессионизма? Подскажите.

Я рискну предположить, что это скорее кубизм


Не готические руны не назвали бы готическими. Вот это - факт.


Мда... похоже теперь ему будет тесно принимать душ. Да и как бы бедная Параноя не лопнула от вливаний.

сообщение

Не понял. Как все связано с датой ?

А мне представляется обнесенный высоким забором с колючей проволкой водоем, патрулируемый хаджитами, которые переговариваюися через свои маленькие двемерские рации: "Рваное ухо, прием, квадрат А4 чист!" "Пушистый хвост, прием, причал под контролем!" "Всем постам, приступить к опорожнению!"

Разве первое апреля не должно доставлять радость людям?

Люди. вы чего? Ведь у моря есть границы. Не чёткие, конечно, но есть.

сообщение

>> ____: я не читал этот "текст", хотя могу сказать, что "расплескаться по периметру собственных границ" море, конечно, не может.

>> Ronald:
Может он во вселенной Planescape пишет. Там все возможно: моря излучают, солнце капает. В том мире все проблемы разрешаются сами собой, факты не требуют доказательств, готические руны, которые никто не видел, обязательно красивые; людям не нужны мозги, чтобы думать. Да и думать, в том месте, не требуется. Эта повесть пишется сама собой, корабли опорожняются, поэтому в море никто не купается; у моря можно измерить периметр. Вообще, если честно, какой-то апокалипсис.

Все говорят про дату публикации. Видите, автор недоумевает. Рассказ сам себя опубликовал, не выдержал, праздник все-таки.

Ну а вообще, LordHaosa, меня удивляет ваша выдержка, энтузиазм и стойкость. Не бросайте писать, рано или поздно вы всем покажите ваши способности. Я понимаю, как трудно писать что-либо, особенно на русском языке. Достоевский считал, что труднее всего писать на русском языке. Я не могу подтвердить или опровергнуть это утверждение, поскольку знаю лишь английский, помимо русского, да и то не сказал бы, что очень уж хорошо. Тем не менее, в вашем случае, упорство и труд все перетрут, как говорится. Я считаю, что выражать свои мысли в письме сродни искусству, и, чаще всего, замечаешь, что написанное куда "глупее" тех мыслей, которые ты пытался выразить. В нашей голове все кажется куда более складным и логичным. Сколько ни старайся есть такие вещи, которые невозможно выразить ни устно, ни, тем более, на письме.

Вообще, как вы все прекрасно знаете, практически любое произведение, в том числе такие рассказы, должны нести какую-либо мысль. И не протягивайте, например, идею о мироздании, лучше ограничиться чем-то более конкретным, что ли. Покажите, как вы видите дружбу, любовь, предательство. В скором времени вы научитесь выражать более объемные мысли, даже, может быть, чувства.

Вот я решил опубликовать рассказ (это не реклама  ) Искушение в Алхимии. До этого я не писал подобные рассказы (во вселенной TES, я имею в виду). Я хотел сделать серию рассказов, и выразить мысль (Рассказ, На середине границы) - о проблеме взаимоотношений между людьми из разного класса. Там в этом виде возникает различие между двумя героями. Почему во вселенной TES? Потому, что я по своей наивности люблю другой мир, но не наш. Я люблю читать про то, что было сорок лет назад, восемьдесят. Все, что происходит в нашем мире, кажется мне плоским и пошлым. Мир стал такой большой, а пространство каждого человека ограничилось до размера игольного ушка. И я понимаю, насколько это глупо с моей стороны писать о том (я пробовал писать "в духе" прошлой эпохи: графья, кареты, бароны и пр. - вышла ерунда.), что было тогда, не зная толком ни истории, ни привычек людей той эпохи. Да, конечно, люди мало изменились с той поры, поэтому "бессмертная" классика до сих пор актуальна. Я бросил писать про то время, в котором я не жил.
Здесь же, в этих рассказах, я не хочу изобретать колесо, а просто хочу показать взаимоотношения между людьми, в другой среде. В вымышленной среде и правила другие, там я пишу так, как считаю нужным, сверяясь лишь с фактами о вселенной TES.

Я бросил писать этот рассказ, не знаю, прочитал ли его кто-нибудь.

Я хочу сказать, LordHaosa, возьмите мысль, набросайте план, и выразите её проще. Все гениальные мысли, чаще всего, удивительно просты и понятны. Вся мудрость заключена в нас, стоит лишь открыть её. Главное никуда не спешить.
Пишите, и удачи вам LordHaosa. Я буду с удовольствием читать ваши рассказы, конечно, не без замечаний  , но так я и сам научусь чему-нибудь и вам подскажу.

Извиняюсь за оффтоп. Я лишь хотел выразить свою мысль LordHaosa. Хотя выглядит, будто я хочу выговориться. 

Макнув сочный кусок вяленого щупальца в соус, Шархан смачно подрыгал усиками, что означало начало трапезы. Вот и наступил пятый год Шархановской жизни. Не много не мало, но как не было бы это худо, это есть. На этот случай у Шархана находилась бутылочка « беленькой », специально припрятанной в небольшом подполу. Достав пузырек с блюдцем, Шархан налил во второе, и, понюхав, зачмокал. Вообще-то, распитие спиртных напитков в ХМ (Хаджитский Монастырь) было строго запрещено, но на свой первый юбилей, который вполне мог стать и последнем, выпить 100 грамм и помянуть усопших, было как никак, кстати, тем более в ввиду своего хронического одиночества, Шархан был как не странно, абсолютно один. Налив в блюдце капель 40 – 50, Шархан залпом вылакал, предварительно выдохнув. После короткосрочного помутнения реалий, Шархан облокотился на спинку своего мягкого стула, и пробормотал:
- Хорошо пошла. – И зашипев, отломил кусочек Щупальца.
После такой внушительной порции горячительного напитка, Шархан немного разомлел, и даже позволил себе прогорланить старинную Хаджитскую песню. Ему захотелось разделить радость приближения смерти с другом. Неожиданно в дверь постучались. Машинально спрятав бутыль под стол, Шархан с выражением полного непонимания сказал:
- Входите.
Дверь отворилась, и на пороге возник Пушок. С радостным выпучиванием щек, он зашел и вежливо поздоровался.
- Пушок? Ты ли это?! – Глаза Шархана удивленно выпучились. 
- Я. Меня с дежурства досрочно отпустили. Хэ-Хэ. – Он был немного взволнован. Глаза шерудились, а хвост нервно покачивался. 
- Что-то не так? – спросил Шархан, доставая второе блюдце.
- Эм-м-м.… Все хорошо. Отлично. – Улыбнулся Пушок.
- Ну, тогда хорошо. – Успокоился Шархан, разливая Скуму.
- Ты, кстати, кем станешь после Аттестации? – все-таки решил разредить обстановку Пушок.
- Ловец Душ, наверно. Не зря мне хвост отставили.
- А. Да. Ну, да ладно. Выпьем. – Пушок поднял блюдце, и выпил.
Его примеру последовал и Шархан. Закусив, они решили покричать в окно. Зачем, спросите Вы? На этот вопрос они не знали ответа. Да он им был и не нужен. Адский вопль пронзил окрестности всего Нирна, это закричал Пушок.

сообщение

Шархан был готов ко всему, но только не к тому, к чему не было готов. Но он был готов ко всему, следовательно, готовность была 100 % Отломив краюху свежего, ароматного хлеба, и вложив его в рот, Шархан закрыл оного и стал страстно жевать. Острые словно бритва клыки, совместно с резцами, достаточно быстро разжевали кусочек, а небо с языком проглотили прожеванную и смазанную слюной хлебную массу. Как это было сладко и томно, не передать словами. Когда питательные вещества уже принялись свое дело, Шархан выпил немного водички.

Не удержался.
Пыщь Как верно подмечено!
Пыщь-пыщь Вот так неожиданность!
Фудфетиш? Хм-м...
Нет, нет, должно быть меньше штампов и больше психоделики! Меньше штампов, больше психоделики!
Языкастое небо... А земля, значит, зубчатая?
Фудфетиш-2.

сообщение

>> ____: За что вы так с Дали-то? Тут пахнет максимум выставкой абсурда.

Тихо плавилась свеча. В полузакрытом помещении, под едва заметным лучом, исходящим от свечи, спал Эротосфен. Мудрость его, кои была пропорциональна мудрости половины Тамриеля, являлась неоспоримостью, оспорить которую было не просто глупо, а безрезультатно. А оспорить ее пробовало не одно поколение Эдмундов Могучих, чье научное изыскание, выписанное в трех томах Подлого Монаха, покорило передовые умы Сиродила. Эти две семьи, словно белки, дерущиеся за дупло с сочными орешками, непрерывно строили козни друг другу, мучили и пытали выдержку и терпение своего врага, сами незаметно слабея, подставляя свой зад неприятельским контратакам. Теперь Эротосфен был в бегах, его непобедимое воинство ума и знаний было жестоко разграблено. Библиотека, хранилище мудрости всего поколения Эротосфена, была сожжена диверсантами Нитростиров. Зачем, спрашивается, им это делать? Дабы нанести непоправимый урон умственным ресурсам вражеского семейства, одна из сторон готова на самые жестокие, с этической точки зрения, поступки. Пробравшись ночью в родовое поместье, они безжалостно забросали многотысячные тома факелами и бесшумно скрылись. Улик не было обнаружено, но все знали, что это Эдмунд и его прихлебатели. Горе на их головы, что смогли вообразить столь ужасное и кощунственное действие по отношению к книгам.  Во сне Эротосфен чуть заметно плакал, представляя как некоторые книги, которые были в единичном экземпляре, с треском обугливались в жидком пламени Книжного Апокалипсиса.
Проснулся он только под утро, когда воск свечи обжог уму руку, заставив отдернуть оную. Подняв свою заспанную и заплаканную голову к потолку, он снова увидел огромную гору пепла, от которой шел пряный аромат многовековых гербариев, и заначек умерших Магистров. Сколько мудрости кремировано в этом цехе безрассудности.
С этим надо было кончать. К обеду, Эротосфен решил собрать совет многочисленного семейства, что, к сожалению, было в прошлом. Сейчас его небольшое сборище магов и бардов горемык, вышедших из нищих, было подобием Банды Умов, что запачкались во лжи и скорби над погибшим рассудком. Вспомнить бы, как раньше, многочисленные мужи ходили в пивные и бары, праздновать обнаружение нового, доселе невиданного двемерского города, как пьяные в поту и прочих отходах, шли на раскопки, и там засыпали, умирая от лап двемерских пауков и прочих бесовских отродий, что портят жизнь зачхалым исследователям во все века. Но нет этого, нет удовольствия прокатиться на лошади по холодным полям Андурама, нет радости полежать на солнечном пляже Эльсвейра. Но все по вине одного подлеца, этого Эдмунда Могучего.
Собравшись на руинах своей обсерватории, Эротосфен, Передиктус и Убергус решили держать совет и решить наконец, судьбы своих братьев.
- Да и откроется наш великий совет. Именем погибших братьев, я прошу разрешить с их благословения начать великую Месть. Подлый Эдмунд, что своими кознями смог разрушить величие нашего Братства Ума, должен поплатиться за сей наглостный беспредел и склонить свою голову, пред нашим безжалостным судом.
- Сие есть Мудрость. – Громко огласил Убергус.
- Мудрость единогласная. А как известно ли вам, где есть вышеупомянутый Эдмунд ? – Расторопно проголосил Передиктус, поглаживая свою острую бородку, и выпячивая пышные брови.
- Есть слухи, что на острове уединенным, где мирно Хаджиты живут. Пришел недавно он туда, но обстроился на славу. – С явным видом знатока, промолвил Убергус.
- Но есть ли охрану у него, а кои есть, то сколько ? – Выдаюче спросил Передиктус.
- Он без охраны там, покуда не получил уведомление, в котором сообщается про официальный или не официальный хвост, так сказать. 
- Тогда хорошо. Я выслушал ваши доводы, и принял решение – Завтра, мы отправляемся на Экспелибордум. Хорошей ночи, господа, да приготовьте оружие, что может понадобиться. Адью.
После этого краткого, но многозначащего диспута, все маги отправились по своим комнатам, готовясь к завтрашнему отправлению к неизвестности и пугающему долгожданию, что может, принесет расправу над подлым Эдмундом. 

Помаленечку.

На золотом побережье, под лучами дневного солнца, раскинулся громадный свинарник. Это было единственное во всем Тамриеле место сосредоточение свиного хозяйства. Экспорт свиней распространялся от Чернотопья до Скайрима. Даже самые богатые и влиятельные особы Империи, лакомились сочными вырезками молочных поросят. И было это не случайно, ибо вкус мяса был настолько нежен и ароматен, что многие ели его даже сырым, предварительно поперченным. Заведовал хозяйством, не кто иной как Пушок. При его мудром правлении, все свиньи были накормлены и безболезненно выпотрошены, остатки же были заперты и продолжали откармливание.
Вот все свиньи заснули, и Пушок отправился в Монастырь, дабы выспаться. Преодолев 10 000 ступенек, он оказался входа, пожалев что не остался внизу. Стража медленно спала, забыв про сторожащее указание стеречь Монастырь под всеми углами и диагоналями. Во внутреннем дворе как всегда было тихо, что не скажешь о Монастырском Ливере, там гремела музыка и кричали Хаджиты.
- Эх… Беззаботна юность… - Пробормотал Пушок, и отправился в старый погреб, где у него была обустроена лежанка.
Эта лежанка была настолько жестка и колка, что иногда, без приличной усталости, заснуть на ней было невозможно. Но Пушок заснул, представляя как под ним расстилается перина Императора. Но не успели мысли окончательно собраться в кучки и разложиться по своим местам, как прозвучал протяжный вой, словно вервольф попал в капкан. Пушок вскочил и пулей выбежал во двор, где собралось уже несколько человек, за которыми потягивались другие. Хаджиты молились и чуть заметно дрожали, ведь в такие неспокойные времена, случиться могло что годно. Неожиданно раздался крик, с крепостных стен попадали часовые и паника начала свое медленное восхождение в рассудок присутствующих. Задрожали стены и посыпалась каменная стружка, с великим отчаянием заскрипели ворота. Кто протяжно закричал, и этот крик послужил сигналом к обострению паникующих чувств – Народ побежал в разные стороны, распихивая впереди стоящих и безумно крича. Пушок не был дураком, поэтому в толпу не побежал, а незаметно юркнул в переулок, осторожно забравшись не дерево, что росло неподалеку от его дома. С дерева открывался прекрасный вид на весь Монастырь. Но не прикрасы волновали сейчас Пушка, а надвигающаяся со стороны моря пелена движения. Кто это, додумать не удалось, ибо с душераздирающим скрипом упали ворота, запустив внутрь пучки огня и световых молний. Пушок упал, не в силах держать когти в древесных волокнах. Но не успел упасть, как уже встал и побежал.

На золотом побережье, под лучами дневного солнца, раскинулся громадный свинарник. Шикарное начало!

Заведовал хозяйством, не кто иной как Пушок. При его мудром правлении, все свиньи были накормлены и безболезненно выпотрошены, остатки же были заперты и продолжали откармливание. На самом деле, весь первый абзац про свинарник гениален! Но эти слова - особенно! Даже комментировать не надо. Просто добавлю в цитатник.

Стража медленно спала, забыв про сторожащее указание стеречь Монастырь под всеми углами и диагоналями.  Автор явно поймал фееричную волну! Отлично, просто отлично!

двор, где собралось уже несколько человек, за которыми потягивались другие. Утренняя растяжка! Даёшь групповые занятия на гибкость!

Хаджиты молились и чуть заметно дрожали Интересно хаджит молится: хвост подымет и дрожит. Извините...

с крепостных стен попадали часовые и паника начала свое медленное восхождение в рассудок присутствующих Думаю, читатели попадали со стульев ещё раньше, а истерика, аки озимые, взошла в их рассудках. Аминь.

посыпалась каменная стружка Новое слово в столярном деле!

С неба стали извергаться сгустки энергии и молний, что врезались в крыши домов, превращая оных в кучи пепла и горящих досок. Облака стали превращаться в адских животных, рычащих и огнедышащих. Пушок, сквозь боль и удушающий дым, повернул голову и увидел три фигуры, быстрым шагом идущие в сторону Башни. Один в мантии, и два в доспехах, легком и тяжелом. От этого зрелища, что заставлял свернуть кровь в жилах и выпустить слезу, Пушок ускорил бег и вскоре достиг площади, с который вела лестница к Башне. Там собрались все выжившие Хаджиты, они теснились друг к другу, стараясь держаться подальше от неизвестных фигур.
- Не бойтесь, народ монастырский, мы не причиним вам вреда, покуда не будет ваш меч грозить нам обезглавливанием. Нам нужен ваш магистр, что прячется в Башне. – Хриплым голос пробасил маг, взмахнув своим посохом.  
Хаджиты немного успокоились, но тесниться не перестали.
- Не прячусь я, Эротосфен. Тебе не найти здесь то, что ты ищешь, а если и найдешь, не получить. Уходи, Эротосфен. – Со стороны Башни спустился сам магистр, в ярких вычурных одеждах и бердюке ( шляпа из мочевого пузыря свиньи ).
От этого зрелища, некоторые упали от душевного изнеможения, кто-то всхлипнул, зацокал.
- Мы пришли сюда не ради бесплодных демагогий. Либо ты даешь нам то что нам нужно, либо мы уничтожим этот Монастырь. – Закричал Убергус, что повлекло за собой уничтожение оконного стекла.
- Тише, тише. Мы не хотим никого убивать, мы хотим лишь предупредить, дабы предотвратить лишнее кровопролитие.
Лицо магистра окрасилось в цвет яростного припадка.  
- Не смей поднимать свою руку на жителей Монастыря, иначе я сам тебя порву. – Зарычал магистр.
- В твоих руках судьба этого Монастыря, тебе решать, сколько еще поживут эти кошки. – Уже более мягким голосом, продолжил Эротосфен.
- Так что давай нам Эдмунда и будешь жить ! – Заорал Убергус, от чего все Хаджиты немного шелохнулись. 
- Тихо, я сказал ! – Прикрикнул на Убергуса Эротосфен. – А ты, Абнатестр, решай как поступать. Я даю тебе на раздумье один день. А потом ты скажешь свое слово.
Эротосфен взмахнул своим посохом, украшенным непонятными каменьями и рассеялся в дымке, не забыв своих друзей.
Магистр некоторое время стоял в оцепенении, а потом громким голосом провозгласил :
- Расходитесь по своим комнатам, и до следующего дня не выходите. Не волнуйтесь, все хорошо. Вы в безопасности.
Народ стал медленно рассасываться, что вскоре и сделал. Площадь и прилегающие местности опустели. Немного постояв, Пушок с горестью в голосе и тяжестью в ногах, направился в сторону своего жалкого обиталища, представляя как кости медленно переваливаются на скатанной лежанке.

От этого зрелища, что заставлял свернуть кровь в жилах
"Говорит эритроцит эритроциту: сворачиваемся, есть дело!"

Со стороны Башни спустился сам магистр, в ярких вычурных одеждах и бердюке ( шляпа из мочевого пузыря свиньи ).
От этого зрелища, некоторые упали от душевного изнеможения, кто-то всхлипнул, зацокал.
Полный раздюдюк! Я бы, наверно, тоже упал.

Народ стал медленно рассасываться, что вскоре и сделал.
Рассасывался, рассасывался, да и рассосался. 0_о

Свиньи. Эти гордые хранители свинарника, испокон веков обитали на побережье Экспелибордума. Они кормили своих хозяев, не думая брать взамен ничего, кроме заботы и жалкой еды. Сначала, свиньи гордо дичали, пока не пришли первые Хаджиты и не заложили основание Монастыря. Свиньи не смогли сопротивляться напору Хаджитов и вскоре сдались, не в силах терпеть гонения высшего сословия. Но вопреки ожиданиям старейших свиней, жизнь не ухудшилась, а даже улучшилась. Как сладко было лежать на боку, целыми днями ничего не делая, кроме как отвлекаться на роскошные яства и сон. Изменилось все неожиданно и бесповоротно. Сначала пропала одна свинья, потом другая. Лишь через огромное время, свиньи догадались что их безжалостно губят их же покровители. Но изменить было нечего.
Утром Пушок проснулся в благовении, но не успел полностью открыть глаза, как вспомнил происходившие в недалеком прошлом события, что весьма сломило боевой настрой. Вспомнился ему запрет на выход из жилищ, и горем окутало душу. Его свиньи было голодны, а покормить он их сможет только на следующий день, когда они похудеют, или, не дай Бог, убегут. Нацепив на себя мешок с лакомством, Пушок осторожно открыл заднюю дверь и едва дыша, побежал в сторону ворот. Он старался не растрясти грибы, что купил в гостинец его свинкам.
Двор был полностью разрушен. Прилегающие к улице дома были сожжены или разрушены, а на их обломках сидели съежившиеся Хаджиты, поджимая под себя своих котят. Укрываясь за образовавшимися укрытиями, Пушок вскоре ловко юркнул в ворота, ошибочно полагая свой побег незаметным. Ступени были частично сломаны, неторные держались на пропеченном дереве. Идти по такой неустойчивости было неудобно, ноги постоянно проваливались, а тапки засыпались пеплом. Но чем мучительней дорога, тем слаще итог. Свинарник был таким, каким Пушок его и покинул, старым, трухлявым, но красивым. Но что-то пугающе буравило мозг, это был почти неслышный голос со стороны свинарника. Перебираясь от камушка к камушку, Пушок достиг сарая и спрятавшись за ним, стал разглядывать происходящее. Около свинарника сидело три человека, и жарило что-то на костре. Но что ? Пушок не хотел это знать. Этими тремя людьми, были те три человека, что разрушили пол Монастыря и устроили драму посреди площади. Но сейчас им было как-то наплевать на все это, ибо были они счастливы разговором.

- Привет, товарищ свинья. – Прохрюкала одна свинья, обращаясь к другой.
- И тебе здрасте, свинина. – Тоже поздоровалась другая свинья.
Свинарник благоухал всеми цветами радуги, словно не свинарник это был, а цветущий сад. Балки, поддерживающие крышу свинарника, были оплетены засохшим вьюном, распространяющимся на крышу. Смотришь так на всю эту благодать и прямо плакать хочется.
- Братья, вот уже несколько часов, подлый узурпатор, правит нами железной рукой. Мы голодны и злы за свое существование, полное разочарования и подлости.
Собравшиеся вокруг свиньи-оратора свиньи, гордо хрюкали, поднимая розовые рыльца.
- Что-то мне совсем нехорошо от этого свинячьего верещания, тошнит… - Пробормотал посиневшими губами Передиктус.
- Да зарезать, и все дела. – Гаркнул Убергус, тянясь за топором. 
- Не надо мучить бедных свинок. Тем более, мне кажется что все свиньи слушают одну. Вон ту, жирную. – Пробормотал сквозь дрему Эротосфен.
- Мне это надоело, хотя бы одну смогу освежевать ! – Проревел Убергус, хватая топор и направляясь к свинарнику.
- Ладно. Не кипятись, Эрот, пусть выпустит пар. – Довольно улыбнулся Передиктус. 
Увидев в руках Убергуса топор, свиньи побледнели. Но вскоре страх уступил место ярости и патриотизму.
- Не позволим же врагу родину нашу попортить. – Похрюкала свинья, перед тем как орда проломила ворота. 
- Они вышли ! Они вышли ! – Кричал Убергус, убегая от смертельной волны.
Увидев непонятную толпу свиней и бегущего беднягу, Эротосфен резко протрезвел и вскинув свой посох, закричал.
- Убергус, беги ! Передиктус, давай Барьер. 
Убергус бежал что есть мочи. Ногам мешали сапоги, голове шлем, сбросив все это, ему стало легче, но предательский камень уничтожил все его планы. Несколько самых тяжелых свиней придавили Убергуса к земле, тем самым, лишив последних надежд на спасение. Ужас и страх овладел беднягой.
- Помогите ! Они пьют мою душу ! Помогите !
- Все кончено, Передиктус, они уже рядом. Давай Барьер.
Эротосфен и Передиктус прочитали заклинание и голубой туман медленно растекся по телу. Оказавшись в магическом пузыре, маги также оказались в свиной блокаде. Рыжие, черные и классические свиньи огромным войском окружили Барьер, хрюкая и тыркаясь рылом о магическую стену. 
С Убергусом поступили менее милосердно, его оглушили и утащили в свинарник, где будут медленно поедать. 
- Держим стену ! Не сдаваться. – Кричал Эротосфен, подняв верх свой сверкающий посох. 

Тем временем, вдали от родного селения, изрядно поплутав, остановились на ночлег двое уставших путников. Измученные долгими скитаниями и голодом, путники без раздумий присели на пни и задумались, не проронив не слова. Когда-то это два пня были вековыми дубами или соснами, но сейчас распознать в них хоть какое-то подобие дерева было невозможно. Два года назад, в деревья ударило молнией, тем самым погребя их верхушки в небытие, оставив лишь обугленные пеньки, заповедовав им заново разрастись, радовать своим могучим духом лесников и простых обыватель, неким чудом попавших в лесную глушь. Путники посидели минутку и почти одновременно встали, следовало обдумать свои дальнейшие действия.
Пухлый имперец, с несколькими мелкими шрамами на лбу, втягивал носом белый порошок, высыпанный из водонепроницаемого мешочка. Его зачесанные назад волосы в такие моменты начинали подниматься, трястись и всячески двигаться.
- Хороший порошок, забористый. Хочешь, Алазадралия ? – Спросил один из путников, своего товарища.
- Я предпочитаю не практиковать подобные виды развлечений. Здоровье надо беречь, что и вам советую, товарищ Губник. – Алазадралия ехидно сузила хилячивые глазки, наслаждаясь своим, хоть и не признанной, но победой. 
- Вам бы только книги свои умные читать, миледи. Я бы на такие занятия жизнь свою не протрачивал. Порошок, что я ежедневно употребляю, помогает против многих заболеваний, таких как едренное вспучивание головного мозга, например. – Выражая свои псевдо-знания, Губник всегда выпячивал губы, за что и получил столь потешное прозвище.
- Вы так смешны, товарищ Губник. Просто умора. – Алазадралия залилась звонким смехом.
Губник обиженно отвернулся. Ему никогда не нравились издевки по поводу его привычки выпячивать губы. Заметив это, Алазадралия перестала смеяться и поспешила извиниться:
- Извините меня, товарищ Губник, я наверное никогда не перестану смеяться над вами.
Губник ничего не ответил. Он снова и снова раздумывал над правильностью принятого три года назад решения. Тогда он был всего-навсего бедным наемником, к тому же неравнодушным к белому порошку. В один из зимних вечеров, когда Губник сидел в одной из самых дешевых и бедняцких таверн, случилось наверное самое важное в его жизни событие.
В тот день было очень холодно. Особенно теплолюбивые жители Имперского Города закутались в меха или шерсть и небольшими кучками разбредались по закоулкам. Для нищих, в простых бедняцких квартирах, по приказу Императора, были обустроены относительно уютные лежанки, с встроенной выдачей скудного пайка. В одной из таких квартир как раз и послился Губник. Не сказать чтобы он был против такого жилища, прошлым его местом жительства был зловонный сеновал на окраине города, и даже он казался ему роскошным дворцом. В комнате собралось несколько десятков человек, нищие с радостью обменивались бутылками с алкогольными напитками, пели и всячески развлекались. Губнику досталось наверное самое уютное место в доме: у камина. Удобно устроившись перед огнем и зажмурив глаза, Губник отправился в царство снов и счастья, к несчастью, только на несколько минут. Ему снился милый сердцу сеновал, в который так сладко закопаться и лежать до утра, просыпаясь от легкого похрюкивания свиньи. Резко, почти внезапно, сон Губника прервала сладкоголосая речь:
- Простите, товарищ. Вы наемник ?
Губник не сразу понял что от него хотят, но сориентировавшись, привстал и старясь выглядеть более менее приличным наемником, вымолвил:
- Да. Я наемник. Причем достаточно неплохой. Имеется хорошие навыки владения одноручным и двуручным оружием. Луками и щитами, так всякими…
Губник сочинял все это автоматически, хоть и не владел литературными талантами. Весь этот поток материала безумным потоком вливался из Губника не имея конца. Он не понимал, с чего в нем проснулось столь страстное желание выдумывать совершенно невозможное вещи.
Как вы уже догадались, Губник с легкостью начал свою карьеру наемника. Нанимательницу звали Алазадралия, именем редким и гордым. Вместе им довелось пройти множество удивительных приключений в которых произошло много интересного.  

сообщение

В дополнение к уже сказанному...


Интересный неологизм. Я бы даже сказал, фонетичненько, кхе-кхе. Прямо таки "аденома протраты" какая-то.

Для пущей вычурности следовало написать это так:

"В один из зимних вечеров, когда Губник сидел в одной из самых дешевых бедняцких таверн, случилось одно из самых важных событий в его жизни."

Забежав как можно быстрее за угол и внимательно осмотрев площадь через узкую щелочку между двумя подпорками огромного колодца, который подобно усушенному великану возвышался над крышей маленьких хибарок, Пушок вынул из набедренного кармашка маленький мешочек, в котором, находилась бутылка с изрядным количеством сонного, или как говорят чуть от нас в отдалении самогон. Да, поистине, это было замечательное пойло. Самое хорошее в нем заключалось не во вкусе, который для некоторых индивидуумов был слаще меда, а в приятном аромате, который достигался путем долгого содержания в темных заброшенных казематах, которые с недавнего времени имеют назначение хранилища самогона, причем самого разного качества, вкуса и даже цвета. Какие цвета самогона вы знаете? Бесцветный, почти неосязаемый, на языке превращающийся в нечто очень похожее на облако или же дыхание молодой девы, склоненной в страстном порыве над телом облепленного банными листами юноши. Он трепещет, медленно расплывается и шипит, в горле становясь чем то острым, подобно камушку, вонзающемуся в ногу выходящего на утреннее купание имперца, который подпрыгнув от боли и пустив горькую слезу вперемешку с уходящем настроением удаляется в свое скромное обиталище, дабы дожить в нем свою скучную и безрадостную жизнь. Или же нет, более холодное, немного со сладкостцой, но все еще остающееся предельно острым и смело выдающимся на глаза, после того как содержимое чарки опрокинется бурлящей волной в глотку полудикого от пьяни алкоголика. На наших мелких и никому не нужных островах, которых подобно прыщикам на лице толстого подростка никто уже давно не ищет, не обособливает как нечто оригинальное а принимает за один большой архипелаг, бушующий в океане черных точек и жирных, засаленных пор, уже давно позаыбыли эти великие ароматы и великие цвета, эту великую нежбу и терпкость будоражащего напитка. Не будем, друзья мои, идти в дебри, не будем охотиться со старой рогатиной на диких кабанов, а вернемся лучше к нашему поддавшемуся соблазну Пушку, что стоит сейчас обездоленный и разозленный на весь мир, гнушающийся посмотреть страхам в глаза, безвольно потупивший в землю хвост свой и глаза свои. Хотя нет, пока не будем вворачиваться к нему, нам стоит поговорить о причудливой архитектуре местного жилого комплекса. Маленькие домики, жилища бедного сословия, пролетарские гордости… Хибарки, в которых редко могли поселиться люди с более или менее сохраненным самолюбием. Землянки, которые не могут называться жилищем, ибо нет у бомжей дома, а есть только землянки, ямы, что забыли окружить мелким частоколом и назвать сортиром. Неведом был вкус тем строителям, что были посажены на строительство сих творений, но было у них нечто, чего не было у профессионалов и мастеров, маляров и отделочников. Не было у них того скромного, не навязчивого стиля, того не вычурного, но простого, смелого и оттого броского, отчеканенного с грубой четкостью и улыбкой на челе возрадующегося смерда, что посмел за долгую жизнь свою решиться на грубость в отношении своего господина, секущего раба своего без жалость по бокам и нередко по намозоленным пяткам.

сообщение

Пафос! Пафос! Ребятишки, налетай!

Сладкостца и нежба - с другими чувствами это невозможно читать. =)

То есть ему не столько страшно, сколько противно! Смотреть страху в глаза - это что-то недостойное. Герой брезгует. Какая прелесть!

Да, так и умер, больше не выходя из дома. В нежбе и сладкостце от полученного ранения. Ми-ми-ми! ))

Упал под стол)  

>> ____:
>> varjag:
Рискну предположить, что критика ваша, высказанная в сторону автора, родилась скорее по привычке. Потому как замечания отдают мелочностью. Автор признал себя лордом Хаоса — не даёт ли ему это право манкировать падежами? И всем прочим впридачу?
Сдаётся мне, что вы оба, прекрасно осознавая, что творить так не умеете — и никогда не научитесь! — просто завидуете Художнику!

А вот мне понравился отрывок (не знаю, из чего отрывок, но это совершенно не важно). Мысль за мысль цепляется и ведёт, ведёт... Правда, на мой вкус, реального действия маловато, но практической ценности произведения это никак не преуменьшает.

>> LordHaosa:
Пишите дальше!

>> Vikki:
Знаете, я привык мелочиться. И да, ТАК творить я точно не умею. И никогда не научусь (ибо не хочу). И да, я определённо завидую! Вы чертовски правы!


Мне, кстати, отрывок тоже понравился. Мне вообще многие его посты нравятся, если вы ещё не заметили. А то, что я над ними так нежно издеваюсь, так это от переизбытка чувств. Вроде бы есть люди, которым от этого весело. У автора тоже с чувством юмора проблем не видно.

Надеюсь, вам тоже было весело меня критиковать. Если было грустно, напишите мне в личку. Я расстроюсь. Честно.

Что-то я задумался о том, что есть реальное... Скажите, вы Пелевина читали?

А насчёт практичности... вам, практикам, конечно, виднее. Мы-то, теоретики, с алкоголем не дружим. Штанга, гири, гантельки... В сущности, какая от них польза? Вред один, и травмы. Но не будем углубляться в оффтопик. А то никчёмный модертор ещё проснётся во мне и сам себя накажет.

+1, мы с ____ всегда это говорили.

сообщение

Все вокруг, начиная с маленького цветочка что подобно глазам красавицы среди серости осеннего города выросшего на полянке окруженной маленькими деревцами и кустиками и заканчивая трех а иногда и четырех этажными строениями заблестело яркими красками наступающего утра. Смерть и ночь ушли, оставив временно обрадованных людей среди адского огонька жизни как то доживать до следующего вечера а потом и ночи.
Старый, уже позабывший все что должно знать пожилому джентльмену господин, сухими руками своими теребящий пуговицу на расшитом бархатом пиджаке, медленно встал, размеренно хрустнул пальцами, вытянулся и снова лег, зажатый в тиски собственной ленью и слабостью, которая остро контактировала с внутренней энергией, бушующей в каждой самой маленькой клетке сего уже довольно не молодого организма. Ему стукнул шестой десяток, время, когда пора бы уже уходить на покой, когда стоит отдать имения своим сыновьям, дочерям или же просто первому встречному обедневшему другу, который перестал быть другом с тех пор, как, собственно, стал бедным. Но бухта тихой и размеренной жизни все никак не попадалась ему, напротив, все больше и больше, почти постоянно, на него обрушивались действа доселе не виданные, требующие свежих сил и молодого сердца, способного справиться с холодными морскими водами.
Выходя рано поутру на балкон и откупоривая содержимое своей фляжки, господин, которого звали не как иначе как Вальдемар, вынимал из своего нагрудного кармашка кусочек плавленого сыра, завернутого в фольгу и поместив его в рот, предварительно очистив оного от блестящей оболочки, закатывал глаза и уносился мечтами своими туда, куда вход был ему заказан, в мир нескончаемого поиска. 
То, что многие молодые, не ведавшие медленного угасания и скатывания в пропасть, полную боли и осознания своего бессилия перед природой называют любовью, было для Вальдемара чем-то глупым, смазливым и пустым, совершенно недостойным увлечением интеллигентного искателя смысла жизни, которого никак, увы, нельзя было найти, он подобно ужу вечно уходил из рук, ловко перебираясь из одного укромного уголка сознания в другой.  Для кого-то это покажется глупостью, старческим способом отвлечься от мысли о невозможности вернуть свои прежние годы, от страдания и ощущения что все уже потеряно, что все, что когда то было в нас уже ушло или же превратилось в нечто другое, более пошлое и развращенное, такое, какое обычно пишут в реалистических романах, освещая и без то всем надоевшую действительность. Но для Вальдемара, который был совершеннейшим образом закрыт ото всех выкриков в свой адрес коконом из толстого, которому могли позавидовать многие одиночки, слоя безразличия и наплевательства на всех, кроме себя и своих любимых пчел, которых он держал на чердаке своего поместья, это было жизнью, наполненной каким не каким а смыслом. Пчелы, как это не парадоксально, были единственной отдушиной для старого человека, они были вроде как домашними любимцами, настолько впавшими в его душу своею вездесущностью и полнотою образа, что он начал считать их чуть ли не как частью семьи, кусочками своего Я. Да и кто лучше поймет философа чем пчела, бабочка или какая иная летающая и не всегда не больно кусающая тварь?
Вот и сейчас, когда сырок уже приближался ко рту, на него села большая, жирная пчела, размером своим и внушительным жалом, которое угрожающе дрожало и шипело, внушала больше страх чем умиление. Но для Вальдемара это была не просто пчела, не просто организм состоящий из клеток, выполняющий свои функции, для него это был целая личность, законченная и оформившаяся в тельце этого маленького, но далеко не самого глупого насекомого.
Вальдемар пристально посмотрел в дрожащие глазки пчелы, двинул уголком рта и спросил у пчелы, словно не пчела это была, а маленький ребенок, по незнанию приличия ли или же просто по глупости, свойственной каждому младому дитятке забежавшему на огород соседа и потоптавшему ему его свекольные грядки, что ровные рядами были высажены и теперь после всех этих действий, не без гордости показываемые гостям загородного имения, на территории которого оные грядки и имели честь располагаться:
- Пчела, пчела… многое ты наверное повидала, многое излетала на крыльях своих маленьких, худеньких, чахлых… эх, увы, не полетать мне больше подобно тебе, на крыльях любви над головами утопающих в смрадных лужах людей, не повидать чего ранее не видывал… эх, пчела, пчела…
Не буду врать, всплакнул наш Вальдемар, горькая слеза скатилась по щекам его и закончилась на подбородке, где остановилась, словно вспоминая маршрут и блеснув на солнце, упала на воротник богатого пиджака, тут же в него впитавшись, оставив на нем лишь маленькую черную точечку.
Пчела вняла позывам своего растрогавшегося хозяина и начала такую речь:
- Эх, барин, барин, сидишь ты тут в неге и спокойствии, не ведаешь ужасов того, откуда я вернулась только что. Напали на нас вчера дикие бортники, решили мед наш забрать да население истребить, так стали мы бить их больно жалами своими по глазам и прочему, что было у них не закрыто специальной сеточкой. Так и отбили налет, но много наших тогда полегло, хороших много погибло…
Перестал вдруг плакать Вальдемар, стало ему тут настолько невыносимо от всей его жизни, от всей той бездарной, глупой до одурения действительности, что плюнув и поцеловав пчелу свою, стараясь не засосать ее в гортань, отпустил, светлым чувством обдавшим сердце он решил действовать.

Расстраивать я вас решительно не хочу!
Кажется, это уже второй мне упрёк на форуме за отсутствие смайликов, но вы знаете, когда мне бывает по-настоящему смешно, мысли о расстановке оных в голову почему-то не забредают. Я исправлюсь. Если не забуду.


Мне всего лишь хотелось сказать, какое множество прекрасных образов встаёт словно наяву при прочтении, включая диких кабанов, за которых страшно стало сразу — старые добрые рогатины сохранились, очевидно, после успешной охоты на медведей, и бедные свинки заранее обречены! — а главный герой за всё это время не успел сделать ни шага, ни глотка.

Пелевина? - Да, но мало. Мне такое не очень.


Во-от! Могут ли банальные гири, а тем паче гантельки, подарить подлинное вдохновение и слад... и всё такоё?

>> varjag:
>> ____:
Послушайте, мне вовсе никого из вас не хотелось уколоть, пост мой родился исключительно из чувства справедливости: отчего настолько волшебный текст остался без явного одобрения?


>> LordHaosa:
И снова волшебный текст!
Одно лично меня смутило: говорящая пчела — это перебор, лорд Хаоса!
Нельзя ли её того? Изничтожить? Потому что она совершенно инородный элемент!

>> Vikki:
Это уже давно часть одобрения и действий, ставших ритуалом. Автор выкладывает произведения, читается оно, потом читаются лулзы пользователей и вот вы, наполнившись позитивом, ржете аки конь и чувствуете, что на пару секунд проживете больше)

А реальное неодобрение от этих людей выглядит по-другому, поверьте уж мне, старожилу форума)

Автору же я желаю успехов) Твори еще, нам нравится)

>> Vikki:
Смайлики здесь решительно ни при чём. Мой собственный стёб - это всего лишь способ защитить мою же психику от негативной интертрепации. Вы, главное, не парьтесь слишком сильно.

>> LordHaosa:
Глюки пьяного котика получились как-то повеселее. Вальдемару не хватает, видимо, той самой "нежбы и сладкостцы". Ирония как будто плавно размазалась по полотну и потеряла точечную концентрированность и яркий контраст. Кусочек сыра ещё более-менее улыбает, а дальше как-то вяло, без "взблеска".

А пчела - ничего не перебор. Даже наоборот, жести не хватает.

   Тем временем, завидев на горизонте яркий луч света, Алазадралия и Губник, изрядно перепугавшись, решили бросить все свои дела, коим они хотели посвятили остаток дня и отправиться туда, откуда исходило сие сияние, туда, где должна была решиться их судьба, а также и всего этого таинственного Архипелага. Сложно сказать, было ли это обыкновенным позывом испытать на своей шкуре новые ощущения, несравнимые не с чем доселе виданным, или же это была простая глупость, навеянная секундным страхом, плавно переходящим в любопытство, а потом и в дикий азарт, когда все, что не есть в мире, отходит на второй план. Неведомо, как человеческое естество до сих пор могло противиться этому чувству, как эта оболочка, эта смирено лежащая, сидящая и иногда ходящая сущность породила и выходила сие необдуманное, нередко острое и давящее ощущение всепоглощающего азарта. Это было похоже на сон, на быстро сменяющиеся картинки бега, плаванья, необдуманных движений, слов и улыбок толп народа, идущего туда, куда указывал луч света на горизонте.
   Шумные порты, с их вечными пьяными выкриками матросов, придорожные таверны, где непрекращающийся звон бокалов и ржание лошадей, допущенных после долгого путешествия по дорогам, нередко проходящим через дремучие леса и пустыни, до свежих куч овса, что добрый конюх высыпал им прямо на землю, трещащие и шебуршание маленьких сел и деревень, иногда настолько крохотных, что сложно было понять, поселение ли это, или же просто одинокая изба, в которой по своей уживчивой сущности смогло поместиться пара десятков самого разного народа, все смешалось и свернулось в один большой клубок событий, которые с такой неотчетливой быстротой пробегали перед глазами, что невозможно было понять что все это значит и имеет ли это смысл.
   Таким путем, Алазадралия и Губник спустя пару дней добрались до того самого острова, не подозревая, что за драма разразилась на нем.
   На берегу покачивались пальмы, с грозящимися на их верхушках бананами и кокосами, таких внушительных размеров форм, что могло привести в легкое недоумение, особенно беря во внимание тот факт, что остров сей был не на юге, что в прочем не говорит о том, что он находился на севере. Тут, как сказал бы великий философ, существование которого я берусь поставить под сомнение: «Если в одном месте что то есть, это не значит что этого самого нет в другом месте, возможно находящемся в значительном отдаление от заданной точки». Одним словом, все было не так как отображалось на сетчатке глаза, все было более глубоко и зыбко на временной и пространственной плоскости.