// Пардон, господа, но я вынужден оставить без внимания все происходящие в таверне разборки, ибо выяснить, кто, где и с кем колошматится мне из моего прекрасного далёка представляется невозможным. Так что не все из происходящего найдет отражение в посте - это явление временное, в дальнейших постах обязуюсь учитывать всё и вся. И нечего пенять на использование мной всеобнаруживающего артефакта - по сравнению с "амулетом стопудового отражения" он представляется просто-таки детской игрушкой... //
Редкий добропорядочный гражданин Империи, находясь в трезвой памяти и здравом уме, мог бы ожидать встречи с этим данмером в подобном месте. Редкий добропорядочный гражданин вообще мог предположить, что в один прекрасный день ему суждено ощутить на себе пристальный взгляд правосудия Трибунала – острый, мучительный, как раскаленная спица под кожей, и тяжелый, как бремя греха на душе. Очевидно, завсегдатаи этой таверны имели неосторожность попасть к судьбе в глубокую немилость, если сейчас он направлен на них, этот безжизненный взгляд храмового закона. Белесый сгусток в правой глазнице когда-то, десятилетия назад, был глазом глупца и труса, изменившего своим богам, осквернившего родовую честь и смеявшегося над гибнущей верой, любуясь из-за молчаливых рядов ординаторской гвардии на торжественное пиршество колдовского пламени, жадно поедающего руины даэдрических святилищ. Но огонь и кровожадный металл уничтожили едва ли не всю память о тех годах, а то, что уцелело, сжевало беспощадное время, породив взамен легенды одна другой жутче. Мертвый, что у гипсовой скульптуры, глаз этого темного эльфа стал оком самой неизбежности. Под низкими седыми бровями обитали хищные тени отчаяния и смерти; таились, готовые вгрызться в трепетные живые сердца, стоит только собравшимся здесь несчастным понять, с кем нынче свела их злая воля высших сил. Святой отец Эрлах Дмарр, бессменный глава Тайной Канцелярии Высокой Капеллы Морнхолда, достойный исполнитель святой воли триединого Альмсиви и бич еретической скверны всего Морроувинда, как ни в чем не бывало – или, лучше сказать, как гром среди ясного неба – возник на пороге таверны, вошел в прокуренный эркер и скромно уселся за пустующий стол у окна. По всему видно было, что преподобный весьма утомился в долгом пути. С головой погруженный в собственные, никому не ведомые размышления, Инквизитор как будто бы вовсе не обратил внимания на присутствие отвратительной всякому правоверному сыну Храма разумной нежити в этой просторной, густо заплывшей ароматным дымом зале. Никто из присутствующих не удостоился даже беглого взгляда со стороны зловещего гостя. Тот просто сел, вальяжно закинув ногу на ногу, и властно распорядился об ужине для благородного представителя высшего духовенства, праведного служителя блаженной леди Альмалексии и так далее, и тому подобное... Те, кто лучше прочих знал Дмарра – а среди местной публики таковым можно было считать, пожалуй, лишь старого Марвани – просто обязаны были уже сейчас заподозрить неладное, так как держался преподобный в манере, отнюдь для него не свойственной. В первую очередь настораживало то, что инквизитор появился один – как правило, в дальней дороге его сопровождал непременный ординаторский эскорт. Во вторую – то, что он вообще появился. Скудные правдоподобные сведения о святом отце, имевшие хождение в народе, утверждали, что Дмарр лишь тогда выбирается на свет божий из храмовых подземелий, когда на то есть прямое повеление одного из Трибунов – или же если этого так или иначе требует исполняемый им долг истребителя противников Храма. Отсюда, конечно же, среди обывателей давным-давно родилась примета: видишь инквизитора – жди, что вот-вот покатятся головы. Инквизитор увидел тебя – страшись, что одна из них окажется твоей. Сейчас Дмарр видел всех. Вся эта зала была у него как на ладони. Между тем, казалось, преподобному нет ни до чего дела – он равнодушно смотрел на уходящую в бесконечность извилистую нить тракта по ту сторону стекла. Но, несмотря на это, каждый, кто обладал мало-мальски развитой чувствительностью к магии, понимал, что от храмовника не ускользает ни один совершаемый поблизости жест, а скорее всего, что и ни одно слово. Еще будучи за пределами таверны он знал, кто находится внутри, чем они заняты и о чем ведут свои беседы. Столь сильное заклинание определения Сущности позволяло мало что не читать мысли. Каждый объект, носивший хотя бы самые слабые следы магического воздействия, и каждое существо, вплоть до пауков, гнездящихся в темных углах потолочных перекрытий, и мышей, снующих в подполе – все излучало энергетические импульсы, неощутимые для человеческого восприятия, зато благополучно улавливаемые инквизиторским артефактом-созерцателем. И это замечательное обстоятельство оберегало спокойствие святого отца вполне надежно, так что он мог позволить себе расслабиться – его вероятные недоброжелатели, осознав свою уязвимость перед поистине всевидящим «оком закона», ни в коем случае не посмели бы посягнуть на здравие храмовника. Ну а тем из них, кого оное осознание по какой-то причине обошло стороной, увы и ах, оставалось только сочувствовать. Инквизитор не держал на виду оружия, на его тощих пальцах не сверкали, искрясь волшебной силой, вычурные кольца и перстни, не блестели зачарованные браслеты на запястьях и не мерцали таинственным голубым светом драгоценные камни в многочисленных амулетах – но он знал, чем располагают и на что способны окружающие его нелюди, а значит, мог предугадать их поступки на несколько ходов вперед. И при этом сохранить свои козыри в недосягаемости для чужих любопытных глаз. Впрочем, ничто в облике инквизитора не говорило о каких-либо агрессивных намерениях, а люди несведущие так и вовсе не сумели бы распознать в сухопаром и согбенном, неброско одетом одноглазом данмере вчерашнего мучителя-душегуба. Из тех, чье имя заставляет трепетать даже сильных духом. Чьи руки черны по самые плечи от пролитой ими крови. Чья душа давно превратились в часть единого с телом и разумом механизма подчинения и святого возмездия. Нет, священник-палач никогда не ступал и, верно, не ступит на порог «Последнего Приюта». В этом эркере возле окна за столом сидит изнуренный невыносимой жарой и оставшимися позади лигами самый обыкновенный странник, какие каждый день заходят сюда отдохнуть, подкрепиться и перетереть очередные сплетни. Странник в сером сидит и терпеливо ждет. Ну, почтенный господарь трактирщик, где же твой славный на всю Тамриэльскую Империю бренди Спящего Дома?
|