|
Год за годом, месяц за месяцем, неделя за неделей, день за днем, червь сомнения подтачивал рассудок живущих в Ривервуде людей. Собираясь в тесных тавернах и домах заниженного социального значения, измученный народ выливал накопившуюся ярость в похмельном бреду. Кто-то, однажды, особенно сильно разгорячившись, порубил топором парочку данмеров, с криком: «Скайрим - для Нордов». Сломав ворота, разволнованная толпа смастерила примитивную сцену на берегу реки и начала представление. Лачуги Данмеров, Хаджидов, Орков были безжалостно сожжены, а владельцы уничтоженного имущества, хладнокровно выпотрошены. Стража, испугавшаяся расправы, поспешно ретировалась. Ежедневно, можно было послушать резкие, порой безумные речи местного населения, рассказывающего жесткую правду о тяжелой жизни простого Норда в Скайриме. Сначала их слушали такие же намученные люди как и они сами, потом появились и Норды из других деревень, караванщики, барды, простые путешественники. Через некоторое время сцену оборудовали специальными музыкантами, исполняющими незатейливый аккомпанемент. Народу стало больше чем предполагалось, сцену увеличили, добавили специальные стулья для пожилых Нордов. На такие выступления не допускались низшие расы (не Норды). Чтобы послушать подобные речи, некоторым Хаджидам приходилось бриться и выращивать мускулы. Сцену обвели забором, поставили кассу, одним словом, сделали из любительского предприятия - капиталистическую организацию, с центром в таверне. Норды могли смотреть выступления бесплатно, прочим же проходилось платить кругленькую сумму, которая шла на оснащение сцены новыми музыкантами и охранниками, которые избивали данмеров, незаметно пробравшихся на смотровую площадку. На небольшом рынке, расположенном недалеко от сцены, продавался разнообразный скарб убитых Хаджидов, доски для постройки домов, в замен сожженных, черепа Орков, так как они очень ценились у коллекционеров. Норды с гордостью покупали такие черепа у торговцев, так как знали, что достать оркские черепа довольно непросто, «зеленокожие чудовища» отличаются редкой проворностью и силой. Рядом с черепами продавались тапки из шерсти Хаджита, кожаные носки и многое-многое другое. Подобный товар особенно ценился среди Нордов, так как редкий Орк, будет коллекционировать черепа своих собратьев. Но больше всего народу было в Таверне, которую усовершенствовали дополнительными бочками с элем, вином и медом, который можно было купить за скромные суммы. Пятнадцатилетние Норды, только что научившиеся писать, дружно пили мед с более старшими представителями нордского общества. Они слушали пылкие речи голосистых ораторов, проникались их идеями, загорались огнем освобождения. Придя домой, они начинали усиленно тренироваться, накачивать филе, рубить мечом неверные расы, так, что бы не получить в ответ похожих увечий. Они слушали не прочитанные по бумажке сухие тексты, они слушали голоса души. Слушая рассказы Нордов, они сравнивали их со своими драмами повседневности, все больше убеждаясь в правдивости и искренности суждений. К Ривервуду, наслышанные о подобных делах, потянулись люди, сначала одинокие странники, ищущие справедливости, потом целые семьи, соблазненные рассказами о достойной жизни в окружении таких же Нордов, как и они сами. Они верили, эти несчастные, больные бедняки: что свой не обидит, не бросит когда нужна помощь, не отберет последний кусок хлеба. Они знали, что Норды были когда-то великой расой, единственным хозяином Скайрима, великим воином, уничтожающим драконов и прочих агрессоров. Еще не истлели книги о деяниях Ульфрика, Довакина. Все беды Скайрима, как считали Норды, были лишь от СССЯ, подлых Красных, призвавших не чтить Норда. Появились Хаджиды, Данмеры, Орки – для которых культура Нордов всего лишь пустой звук. Началось смешивание религии. Там где когда-то стоял идол Довакина, стоит убогое скульптурище: Дагот Ур душит Неревара. На фасадах зданий, стали появляться частично порванные тряпки с оркскими рисунками, без смысла, без души. Хаджиды не гнушались брать Нордов в плен, мучить их, обругивать словом своим безбожным, царапать острыми когтями, отточенными искусными умельцами. Хаба, уже повидавшая за свои двадцать пять все прелести Ужаса, с низко склоненной головой, прохаживалась по рынку, рассматривая всякую всячину. Дети просили мяса, молока, а на столе редко можно было увидеть хлеб. Но делать было нечего, пока Гражданская Война продолжается, думать о удобствах было глупо и неприятно. На редких прилавках можно было встретить полупротухшие куски орчатины, или вырезки с груди великана. Но даже это казалось для ривервудцев роскошью, ибо кроме воды и крошек, оставленных с позавчерашней трапезы, у них ничего не имелось. Приходилось либо умирать в голоде и холоде, либо присоединяться к Красным, Нацистам, Евпташиным, Бандитам и прочей швали, которая в последнее время развелась по Скайриму в огромном количестве. Нейтралы, принцип которых был лишь в отрицании всего вокруг, помирали не самой приятной смертью. Норды шли за Нацистов, все прочие к Красным, надеясь получить возможность спастись. Евпташиные, кои занятия были больше религиозные, чем политические, принимали и тех и других. Бандиты, которых было больше всего, разошлись по пещерам, гротам, заброшенным фортам, лесам. Там они организовывали свои независимые группировки, которой управлял Пахан. Такие банды нападали на караваны всех проходящих по дорогам Фракций, не заботясь о последствиях. А последствия обычно проходили незамедлительно. Карательные отряды молниеносно врывались в пещеры, убивали всех попавшихся под руку и забирая награбленное, уходили, надеясь получить награду за героические действия. Солдат стал не чем иным, как боевой единицей, которую не жалко бросить в безрассудную атаку против превосходящих сил противника. Стали распространяться технологии Шестой Эры: пушки, винтовки, медленные но эффективные в атаке танки. Магия перестала играть ведущую роль, на ее место пришло Знание и Наука, которая, как оказалось, намного эффективнее пресловутой Тайны Магии. Магия требовала постоянного напряжения, особенности организма, редких материалов. К тому же, не каждый был способен усмирить ее в своем разуме. Другое дело «Технология Смерти», (как ее прозвали суеверные люди), она легко приспосабливается к любому человеку, главное иметь голову не плечах и немного храбрости, ибо не каждый отважиться идти с копьем не огромную коробку, обшитую железом и стреляющую огнем. Редкие люди знали секрет технологии Танка или винтовки, но каждый знал как ею пользоваться. Кто-то поговаривал что тайна всех технологий в странном порошке, Кригзайпц, кто-то, более глупый, говорил о богах и всякой подобной чепухе. Ясно стало одно, мир изменился за считанные месяцы. Там где был снег, появился раскаленный песок, а там где хозяйничали прерии, выпал первый, за все существование Нирна, снег. Население то росло, то падало, некогда большие города, вмещавшие в себя сотни людей, превратились в руины, в то время как захолустные деревеньки, получали великие дары, в виде стен, огромных домов, памятников и роскошных дворцов. Люди изменились подобно природе, быстро и безвозвратно. Религия ушла на третий план, на первое место встали деньги, которых было много, но не у всех. Некогда богатые стали бедными, а бедные стали богатыми. Богатые хотели вернуть деньги, но не могли, бедных было больше. Бедные победили, воцарилась справедливость, которая на самом деле, была всего лишь сменой ролей. Все также остались богатые и бедные, счастливые и несчастные, больные и здоровые. Сотни людей погибли за зря, лишь ради того, чтобы попробовать новую жизнь, которая многим оказалась не по вкусу.
- Мне грибочки, пожалуйста. – Робко пробормотала Хаба, незаметно отсчитывая деньги.
- Съедобные закончились, только ядовитые остались. – Равнодушно и немного грубо, бросил Продавец, морщинистый Норд, лет шестидесяти.
- Ну дайте хоть ядовитых. – Вздохнула Хаба, отсчитав наконец пару поцарапанных септимов.
Продавец прищурено взглянул на Хабу, пытать понять истинные намеренья этой странной женщины.
- Что-то слишком много вас, любителей ядовитых. – Хитро, с неприятным акцентом, пробормотал Продавец.
- Времена такие, без ядовитого гриба на улицу страшно выйти. – Хаба оглянулась по сторонам, легко вздрагивая от каждого слова стоящего напротив субъекта.
- Ладно, вот тебе один, только смотри, никому про меня не говори. – Продавец достал из под полы небольшой сверток и протянул его к Хабе, не отнимая от него руки.
- Спасибо. У меня дома два ребенка, есть хотят. Спасибо большое. - Хаба осторожно взяла сверток и расплатившись с продавцом, поспешно отправилась к дому.
- Всегда пожалуйста. – Бросил в спину Продавец и засмеялся.
Улица была многолюдна, кто-то шел к сцене, кто-то на рынок. У колодца, в который когда-то упал Ульфгриб, копошилась свора детворы. Они, словно не люди, жадно ели ягоды Шиповника, кто-то, особенно невезучий, жевал ярко розовые цветы. Хаба старалась не смотреть на происходящее у колодца, ее сердце сжималось, при виде подрастающего поколения, которое должно стать будущем Скайрима.
Неожиданно раздался пронзительный крик, настолько страшный и дикий, что Хаба резко остановилось. Посреди широкого переулка, трое Нордов, с невиданной доселе жестокостью, избивали пожилого Данмера. Стоная и ежась под ударами твердых веток, Данмер наверное думал, как ему не повезло в этой жизни, проклинал тот день, когда решил приехать в Скайрим. Устав мучить беззащитное создание, самый крупный Норд, схватил Денмера за седые волосы и свернул тому шею. Люди не улице не замечали этого, хоть все и знали, что это происходит. На глаза навернулись слезы, и Хаба, чуть ли не побежала к дому.
Из окна маленькой хибары, словно две испуганный мыши, выглядывали дети Хабы, брат и сестра. Мать запретила им выходить из дома, чему они не противились, ибо знали, что твориться снаружи.
- Привет, мам.
Хаба ничего не ответила, она безмолвно достала гриб и положив его на деревянный стол, развернула тряпку. Внутри лежал маленький камень, твердый как железо, но легкий как гриб. Двенадцатилетняя девочка, Серафима, брат которой – Серафим, подошли к матери и спросили чуть дыша:
- Ну и где наша пища?
- Нет больше у нас пищи… Придется, теперь, идти как и все, просить подаяния… - Хаба чуть не плакала, слезы застряли в глазнице, и ни могли выйти.
Дети хотели как-то утешить мать, но в голову не приходили нужные слова, только всхлипы и стоны пустого желудка. Видно, действительно, придется идти просить милостыню, которую, естественно, ни кто не даст.
Хаба с грустью смотрела, как облезлая крыса, вылезшая полакомиться детскими ножками, понуро глядела на эмалированную кружку, валявшуюся под столом. Ноги детей были обмотаны гнилыми тряпками, не прокусаемыми острыми клыками Крысы. Воцарилась тишины, только животное, разочаровавшееся в жизни, медленно уходило в пустые подвалы.
В доме ни осталось ничего, что можно было продать, даже одежда, одетая на детей, была местами прожженной тряпкой, которой обычно моют полю в богатых домах. Мылись конечно часто, рядом располагалась довольно глубокая речка.
Хаба вспомнила отрывок из речи какого-то Норда:
- Даже в нищете, человек должен оставаться человеком. Сохранить честь, чистоту телесную и моральную. Учите своих детей всему, что знаете сами, готовьте их к трудной борьбе, борьбе за свободу Скайрима. Не умирайте душой и разумом, помогайте тому, кому хуже вашего. Любите ребенка своего, не бросьте его на погибель. За ними наше будущее, будущее Скайрима!
|
История Ульфгриба, про Любовь
29.06.12 - 11:41 (Ответ #241)
